Чуть свет, с собакою вдвоем

— Да уж. Вот именно, блядь. И твой отпечаток нашли в доме Келли. Что такое-то?

— Я ее не убивала.

— Я и не думал, что это ты, — сказал Барри.

— Я купила у нее ребенка, — сказала Трейси.

— Блядь.

Снаружи темень. Трейси никогда не видала такой чернейшей черноты. Если выйти, прошагать по короткой дорожке к калитке — что она и проделывала примерно каждый час, охраняла периметр, — кожей ощутишь бескрайность черного неба, россыпь звезд, что снова исчезают под приливом тумана. Трейси казалось, где-то там, в темноте, слышится оленье дыхание.

Июль 1975 года

Трейси наконец удалось избавиться от тяжкого бремени девственности. Она была сыта по горло ожиданием записи на полицейские курсы вождения и начала брать уроки сама. Инструктор был одиночка, звали Деннис, за сорок, с женой жил раздельно.

После первого занятия он позвал Трейси выпить, отвел в бар где-то возле Харрогит-роуд и заказал ей бренди и «Бейбишам», не спросив, чего она хочет. Оказывается, это «дамское питье». Любопытно, что ответит Аркрайт, если она ему расскажет, когда в следующий раз он грохнет перед ней пинтой «Тикстона». И после второго занятия то же самое («Вы, Трейси, хорошо чувствуете обстановку на дороге»). После третьего («Не забывайте глядеть на спидометр, Трейси») они уехали за Хептонстолл, и все случилось на заднем сиденье его машины где-то на лесной тропе. Не сказать, будто он, что называется, мечта всякой женщины, но ведь Трейси он был нужен ненадолго.

— Ты где была? — спросила мать, когда Трейси вернулась с этого свидания. Антенны подрагивают — на войне Дороти Уотерхаус цены бы не было. Никакого Блетчли-парка [167]не надо. — Ты изменилась, — укорила она.

— Изменилась, — храбро сказала Трейси. — Я стала женщиной.

Она была благодарна Деннису за прозаичность полового акта, но он был больше благодарен ей за то, что ей двадцать и у нее «роскошная обивка»; в общем, внакладе никто не остался. Следующий урок она отменила, сказала, что эмигрирует. Записалась в «Британскую автошколу» и сдала экзамен после восьми занятий. Не очень-то любезно, но, с другой стороны, ничего другого он и не ожидал. Потом он как-то раз позвонил ей домой, и по закону подлости к телефону подошла мать.

— Тебе звонил какой-то Деннис, — отчиталась она, когда Трейси вернулась с работы. — Хотел знать, где у тебя порт выгрузки. Я ему сказала, чтоб прикусил свой грязный язык.

Жизнь налаживалась. Вскоре после экзаменов в автошколе Трейси подписала договор на аренду квартирки. Она уходит из дому.Позади осталась узкая кровать в родительском доме, где, за вычетом ежегодной эвакуации в Бридлингтон, она спала еженощно с тех пор, как ее доставили из частного роддома, в котором, сочли ее родители, их ребенку (желательно мальчику) дадут старт получше, чем в палате государственного здравоохранения. В роддоме так плохо топили, что Дороти Уотерхаус вернулась домой с отморожениями, а Трейси с крупом. Зато они общались с матерями и младенцами из высших слоев, а только это и важно.

Новое жилище Трейси — тесная студия с водонагревателем «Аскот» и замызганными коврами. Опасно воняющий электрообогреватель и грелка, с которой приходилось обниматься по ночам, свернувшись в клубочек на раскладном диване. Мебели в студии не было, и Трейси покупала подержанную, вещи хранила в отцовском сарае, пока предметов обстановки не набралось достаточно, чтоб начать одинокую жизнь. Когда она получила ключ, Аркрайт и Барри помогли ей переехать. Закончив, пили чай с печеньем, сидя на раскладном диване.

— Ты тут недолго будешь одна, девонька, — сказал Аркрайт. — Появится мужичонка какой и тебя возьмет с потрохами. — И он похлопал по дивану, словно предложение руки и сердца здесь и произойдет.

Барри фыркнул и подавился шоколадным печеньем.

— Что-то не так, парень? — спросил Аркрайт.

— Все в порядке, — сказал Барри.

С появлением собственного жилья Трейси стали донимать вопросы, которые никогда ей особо не давались. Например, покупать две большие тарелки или четыре? В киоске на рынке торговали подержанным «веджвудом». Дурацкий вопрос, ей-то нужна всего одна, каждый вечер она ужинала в одиночестве. «Замороженные оладьи Финдуса», карри «Веста», растворимое картофельное пюре. Разве что картошки поджарит — вот и вся ее стряпня.

Она воображала свое хозяйственное будущее: как она приглашает коллег «перекусить», выносит им пирог с рыбой или блюдо спагетти, бутылку дешевого пойла и коробку «корнуолльского» мороженого «Уоллз» и все говорят: «Ой, знаешь, Трейси — она, вообще-то, неплохая». Ничего подобного, конечно, не было. Не та жизнь. Не те люди.

Вскоре после переезда, выходя из участка, Трейси чуть инфаркт не хватил, когда из ниоткуда у нее на пути нарисовалась Мэрилин Неттлз. Что-то было в этой женщине от полуночной твари.

— Можно с вами поговорить? — спросила она. Если ищет сюжет, ошиблась собеседником. — Может, кофе где-нибудь выпьем? Я не за информацией, — прибавила она. — Вообще-то, наоборот. Это я хочу кое-что рассказать вам.