Чувства добрые

— Молодец, собачка. Теперь мама не будет ругаться. Скажу, собака съела за тебя, мама, за бабушку, за папу. Вот я не умею так вытирать. Молодец, собачка.

Витя сел на траву, с любопытством потрогал когти собаки, погладил шероховатую, будто прокуренную, грудь. Собака все сносила терпеливо.

В это время возле калитки раздалось тявканье таксы и приглушенный звон медалей. Собака торопливо проглатывала остатки батона.

— С кем ты это возишься, Витенька? — спросила хозяйка таксы, снимая черные очки.

Не успела красивая женщина приоткрыть калитку, как такса, скуля, потянула ее во двор.

— Боже мой! — закричала женщина, увидев Витю рядом с бешеной собакой.

Она побледнела и замахала рукой, будто с кем прощалась. Такса вырвалась и, радостно визжа, подбежала к собаке. Та снова поджала хвост и сморщила нос, точно хотела чихнуть. Такса прыгала, лизала морду своей знакомой, пытаясь заглянуть в ее грустные зеленоватые глаза.

— Собака… Со-бака! Бешеная! Мою Ладу! Ребенка!.. — снова закричала красивая женщина и побежала к дому.

Этот голос был уже знаком собаке и ничего хорошего ей не предвещал. Поэтому она осторожно перешагнула через своего кормильца, несильно ударила лапой назойливую таксу, отчего та заскулила не столько от боли, сколько от обиды, и боком выбежала на улицу.

— Собака, не уходи! — просил мальчик. — Я тебя буду кормить за маму, за папу…

Собака, как бы понимая его, остановилась у калитки и повернула свою лобастую голову, ласково скосив на него свои грустные глаза.

На крик выбежала Витина мама.

— Что случилось? Какая собака? — спрашивала она взволнованную женщину. — Сынок, почему кастрюля на улице?

— Там, там собака! Та, бешеная… — заикаясь, говорила женщина. — Иду я к вам, а она у вас, и с ней ваш ребенок… Доктору надо показать… Я свою Ладу поведу…

С улицы доносился нервный лай собак. Среди общего хора отчетливо выделялось радостное тявканье таксы и могучий брех собаки.

— Бе-ше-ная? — чуть не по складам спросила Витина мама и бросилась к сыну. — За что же такое наказание? — Лихорадочно осмотрев сына, женщина почему-то разрыдалась: — Говорил: нет собаки. «Наскрозь» прошел лес!.. Прошел! А она вон уже во дворах на детей бросается!

Мальчик по-своему истолковал материны слезы:

— Она вернется, мама. Она ела лапшу за тебя, за папу, за бабушку. Язычком вымыла кастрюлю чисто-чисто. А живот у нее как пила…

— Какую лапшу? Какая пила? — в исступлении бормотала Витина мама и, присев на корточки, покрывала поцелуями его лицо.

Такса вернулась быстро. Она старалась гордо держать голову и аккуратно ставить лапы. Хозяйка внимательно осмотрела ее всю, белоснежным платком вытерла след лапы собаки, поправила сбившийся набок бархатный нагрудник с медалями.

В этот же день Витю привезли в городскую клинику. Он никак не мог понять, зачем ему устроили такое катанье на машине.

— Ну-с, на что жалуетесь, молодой человек? — спросил дядя, похожий на Айболита, посадив против себя Витю.

— Вот тебе игрушка. Бояться доктора не нужно. Доктор не милиционер.

— А я и доктора не боюсь, и милиционера не боюсь. Даже самого большого милиционера — дядю Степу не боюсь, — сказал Витя, внимательно рассматривая молодого Айболита.

— Вот и хорошо. Значит, на что жалуемся?

— Вы знаете, — начала Витина мама плачущим голосом, — его всего облизала бешеная собака. Наверное, облизала… Люди видели. Не может бешенство перейти к нему?

— Да, случай редкий. Откуда вы знаете, что собака бешеная?

— Все говорят. Она такая… большая, глаза дикие, облезлая вся… Бездомная…

— Конечно, к бездомной собаке ребенка нельзя пускать. А пока, я думаю, ничего страшного не произошло. Ребенок развит хорошо, отклонений от нормы не вижу. И по-моему, мальчик с юмором.

Витя был занят докторским фонендоскопом, но слышал все, как мама и доктор говорили о знакомой собаке. Он во всем соглашался с мамой. И только когда собрались уходить, мальчик сказал доктору:

— А у той собаки живот похож на пилу…

— Боже мой! Что он говорит?! — Женщина потянула сына к выходу.

— Ребенок не лишен наблюдательности. Бешеные собаки щенят не приносят… Так что за здоровье сына можете не волноваться.

В тот день собака впервые за многие недели пришла в свое логово с полным желудком. Щенки, забившись в дальний угол норы, мирно спали, позевывая во сне. Собака убедилась, что все ее дети были на месте. Самый меньший — черный, похожий на отца, как всегда, спал с краю и во сне скулил от холода. Мать осторожно взяла его зубами за холку и положила в середину. Зубы, легко дробящие берцовые кости, сейчас были ласковее самых нежных рук. Щенок даже не проснулся.