Получал пенсию Володя, получала пенсию, чуть побольше и уже по возрасту, мать, и самую большую пенсию в этой семье получала бабушка. Но и трех пенсий при самой непритязательной жизни на бесчисленные лекарства и лечение в неближнем санатории не хватало, чем дальше, тем острее. Юристы и медики давно говорили Володе, что, согласно закону, расходы на лечение должны возместить ему люди, виновные в том, что он стал инвалидом. Судиться в его состоянии было тяжело, но выхода не было, и он составил иск, включив в него стоимость лекарств и железнодорожных и автобусных билетов (за путевки он заплатил только третью часть стоимости, поэтому в иск их не включил – совесть не позволила).
К меленковскому судье Казакову у Щербакова доверия – что поделаешь! – не было, и он попросил в области, чтобы иск рассматривал суд соседний – Муромский. Получив согласие, передал туда документы.
Недалеко до Мурома, но и не близко – несколько часов езды на автобусе. Щербаков, поехав туда первый раз с матерью (без матери ему врачи не советовали и даже не разрешали ездить), не думал и не гадал, во что сложатся эти часы за долгие-долгие месяцы, пока дело будет тянуться.
Муромский судья, получив иск, вызвал Маркина и Самойлова. Вместо Маркина, без пяти минут совершеннолетнего, явились его родители. Судья познакомил ответчиков с делом – те долго, искренне не могли понять, чего от них хотят. Судья терпеливо объяснил суть закона, обязывающего виновную сторону возместить в полном объеме ущерб, нанесенный личности или имуществу потерпевшего. Его выслушали тоже терпеливо и ответили: «Побили-то давно, а обеспечивать сегодня!» И тут только до собеседников муромского судьи дошла сумма – более трехсот рублей.
– Это что же, – возмутились они, – штраф был пятьдесят рублей, а на лечение триста?!
– А если бы штраф был триста, а на лечение пятьдесят, – заметил судья, – поняли бы?
– Это куда ни шло: вина больше расхода…
– А сейчас вы не чувствуете себя виноватыми?
– Были бы виноваты… – замялись они.
– Посадили бы в тюрьму, – закончил за них судья, – а раз не посадили – не виноваты! Иск будем разбирать по закону, рассмотрим билеты, рецепты…
– Да уж рассмотрим, – пообещали ответчики. – Триста рублей!
Вернулись в Меленки и наняли адвоката, чтобы защищал их законные интересы.
И начался мучительный, как лечение, долгий разбор иска. Поначалу Щербакову казалось самым тягостным то, что разбор все откладывается и откладывается: он ездил с матерью в Муром, а ответчики не являлись, и возвращались Щербаковы в Меленки ни с чем. Болела голова, было стыдно.
Наконец суд… Самойлов явился лично, а вместо Маркина – опять родители (видно, берегли сына!). А с родителями – родственники, кумовья, добрые соседи. Они и составили «публику», а «публика», ее настроение, определила атмосферу зала, в котором и рассматривался иск о возмещении…
Это настроение («Дармоед, курортник, кусок от работяг отрывает») выразил до начала заседания большой сердитый дядя, одетый уже по-зимнему, хотя стояла осень (третья осень после той, когда пьяная компания нагнала Володю Щербакова с девушкой на дороге к поселку).
Сами виновные работягами пока не были, но родители их действительно работали: отец Маркина – на руководящей должности в районном автодорожном управлении, мать – в булочной, родители Самойлова – в совхозе.
Первое, что взорвало ответчиков, – рубль в день за дополнительное питание в больнице (не за все лежание, конечно, а за те немногие недели, когда стало чуть лучше и аппетит появился).
– Надо доказать, что он нуждался в дополнительном питании! – шумел могучий молодой Самойлов. – Пусть добудет подписи, удостоверяющие, что он нуждался. Пусть докажет!
– Ты заслужи его, заслужи делом перед обществом, – строго, обстоятельно советовал дядя в зимнем.
– Дополнительное питание!.. – с тихой яростью шумел зал.
– А что, избаловался на курортах, – заключал дядя, которого судья пригрозил удалить.
– Нужны солидные подтверждения, – заявил адвокат, защищавший интересы Маркина и Самойлова. – В больницах кормят хорошо, тянет, конечно, выздоравливающего к деликатесам, но документы-то не оформлены… – Он склонен был тут уступить: и сумма небольшая, и тема щекотливая. Он склонен был тут уступить, чтобы дать генеральный, победоносный бой при рассмотрении рецептов и билетов, железнодорожных и автобусных.
Щербаков стоял, как тогда, на шоссе, стараясь воздействовать разумом, разъяснить, доказать, и понимал уже, что снова, как и в ту ночь на шоссе, получит еще и по левой щеке…
Наименования лекарств были написаны на рецептах, как и полагается, по-латыни. Адвокат потребовал, чтобы их перевели на русский, переводчика с латинского языка в Муромском суде, естественно, не оказалось, и судья ходатайство отклонил. Тогда адвокат объявил большинство рецептов недействительными на том основании, что на них поставлен лишь штамп лечебного учреждения, а не печать.