А пока… он просто жил в свое удовольствие, сбегая рано утром на улицу, гоняя с другими соседскими мальчишками голубей, и, схватив палку, играл в войнушки. Прыгал по крышам гаражей, но вечером раньше всех шел домой, чтобы рисовать…
Отец приехал в начале мая и предложил забрать его на лето в Сардинию. Влад тогда еще был очень далек от понятия «денег» и был одинаково счастлив в небольшой квартире с мамой, так и на шикарном морском курорте, собственности отца. Он прямо бредил поездкой, мечтая о том, как здорово они с отцом будут проводить время, как он покажет папе свои рисунки, и тот будет гордиться им…
Но ничего не вышло. Не склеилось. Даже сейчас, если погрузиться в старые детские воспоминания, больше похожие на выцветшие черно-белые фото, по спине Влада пробегала дрожь отвращения. К самому себе. Как он хотел понравиться человеку, который жил по шаблонам, и пытался заставить окружающих жить так же. Странный, застенчивый ребёнок, пытающийся воспроизвести на бумаге полотна великих художников из «большой советской энциклопедии» вызывал у отца трепетный ужас. И он не знал что делать с Владом, как реагировать на его бесконечные вопросы, как играть в спокойные игры, интересные сыну. Поэтому отец попытался сделать то, что привык делать со всеми близкими, пользуясь авторитетом, властью. Он упорно впихивал сына в те рамки, в которых тот чувствовал себя неловким, неуклюжим неумехой. Влад не сопротивлялся, в безуспешных попытках понравиться отцу. Он пошел на карате, где оказался самым младшим в группе, и уже на втором занятии ему сломали запястье. Он не плакал, но лето, обещавшее стать самым чудесным в его маленькой жизни, оказалось безвозвратно испорчено. А самым главным чувством, впервые поселившимся в душе Влада оказалось чувство ущербности и собственной неполноценности. Он не мог быть лучшим среди лучших в том, куда так упорно звал его отец. А то, в чем он действительно делал успехи, отец презрительно отметал, считая это «ребячеством» и «занятием для девчонок». А Влад так отчаянно старался понравиться папе, но чувствовал, что не дотягивает. И это лето впервые разрушило в нем ощущение внутренней гармонии, так важное в детском возрасте. Поселило разлад и угнетенность. Влад начал прятаться, избегая общества отца тем первым летом, чтобы не слышать в очередной раз попреков и укоров. Он еще не знал, что впереди еще много месяцев таких, как этот звездный август на Сардинии. Отец так и не бросил попыток менять и ломать его. Влад — не перестал сопротивляться попыткам сделать из него другого человека.
Глава 83
Вечер плавно окутывал город. Опускался на голые ветви деревьев, оседал на крышах домов. Его спасительная темнота была для меня как плед, в который я заворачивалась, иногда, когда становилось слишком грустно. И когда подступали воспоминания. Как сейчас, сидя в удобном кресле у окна, и наблюдая как медленно зажигаются фонари, я вспоминала его глаза, цвета серого тумана, что стелется над рекой ранним утром. Вспоминала его серьёзный взгляд, нежность, с которой он смотрел на меня, когда думал, что я не вижу. Вспоминала жаркие вечера Турции, наши стычки, как он толкнул меня в бассейн, как оплатил шикарный номер, решив сделать сказку, просто так. Потому что я была ему не безразлична. Что же произошло между нами? Все сломалось, а я и не заметила… мне сейчас было так безумно одиноко. Наверное, я слабая женщина. Но после того, как дала себе обещание не связываться с Владом, я не сдержала его. Я звонила ему уже несколько раз, вот так, холодными осенними вечерами, но в ответ слышала только длинные гудки. Он не брал трубку, а возможно просто выбросил телефон после той переписки в ватсапе, где попрощался со мной.
После, утром, я всегда ругала себя за слабость. И думала, что небо бережет меня и ребёнка от встреч с ним. Но каждая ночь без Влада тянулась вечность…
Еще меня расстраивало то, что я фактически оказалась без работы. Я так надеялась погрузиться в атмосферу съёмок, снова быть в гуще событий, творить… а Белов отнял у меня эту возможность. И из меня словно выкачали всю энергию и желание что-то искатт, смотреть варианты, ходить по другим киностудиям. Наверное, сказывалась беременность, и подавленность после расставания с Владом. Но я понимала, что бесконечно так продолжаться не может. Мне нужно жить полной жизнью. И для этого мне необходим пинок.
Тихо скрипнула входная дверь. Я не обернулась. Ключи от новой квартиры были только у меня, родителей, и у Егора. Кто мог прийти ко мне почти в десять вечера?
За моей спиной послышались шаги. Я закрыла глаза, почти физически ощущая чье-то присутствие. Не хочу никого сейчас видеть, не хочу…
В этот момент я почувствовала прохладное прикосновение металла к моей шее. Тонкие нити словно обвили ее, и я вздрогнула, опустив голову. Это оказалось ожерелье. Тонкое, почти невесомое, из белого золота, больше похожее на несколько серебристых ниточек, переплетенных между собой. Безумно прекрасное.