Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

В книгах и статьях, написанных мною об интуиции, как единственном источнике знания, осталось недосказанным многое существенное по вопросу о транссубъективности чувственных качеств, об отношении между идеальным и реальным бытием, а также об интуиции, направленной на металогическое бытие. Настоящая книга посвящена главным образом этим проблемам, что и указано её заглавием. Общие доводы в пользу того, что субъект познает предметы в подлиннике, а не посредством копий, символов, конструкций, изложены лишь вкратце в первой главе, отчасти с целью сопоставить их с другими учениями того же типа развившимися в Западной Европе и Америке одновременно с моим интуитивизмом.

Глава первая ОБЩИЕ СООБРАЖЕНИЯ В ПОЛЬЗУ ИНТУИТИВИЗМА

В философии XVII-XIX вв. наиболее распространены были учения, согласно которым наличный в моём сознании чувственно воспринимаемый предмет, этот стол, то дерево и т, п., есть только образ, субъективное, индивидуально-психическое явление в моём уме, а сама транссубъективная реальность остаётся вне моего сознания, трансцендента моему сознанию. Одни из этих учений утверждают, что образ, имманентный сознанию, есть копия трансцендентного сознанию предмета, другие считают его только символом, третьи конструкцией, производимою познающим-сознанием и т. п.

В современной философии в течение последних тридцати лет происходит резкий поворот: появилось много учений, признающих, что чувственно воспринятый предмет есть не образ, а само действительное бытие сама транссубъективная реальность, вступившая в сознание субъекта.

Принять такие учения – это значит вступить на совершенно новый путь, резко порывая с привычными для культурного человека представлениями о мире, упрочившимися под влиянием не только философии, но и физики, физиологии и психологии. Склонность субъективировать и психологизировать все находимое в сознании закреплена даже современным языком и велась так глубоко, что многим лицам трудно сразу понять точный смысл учения философов, начавших движение о котором я буду говорить. Правда, дети и необразованные люди также и в наше время склонны к наивному реализму; видя зеленую хвою сосны слыша меланхолический шум её ветвей, они уверены, что эта зёленость находится там в хвое и шум наполняет собою пространство вокруг сосны независимо от того, есть ли слушатели и зрители этих событий.

Но образованные люди нашего времени почти все окончательно поверили, будто доказано, что цвета и звуки суть психические состояния наблюдателя, будто познающий субъект непосредственно знает лишь свои ощущения, вызванные в нём деревом, так что в его сознании наличествует лишь образ дерева, т. е. можно сказать, психическое дерево, а не само материальное транссубъективное бытие.

Согласно этому учению все, что я нахожу в своём сознании, есть уже не внешний мир, а только моё душевное состояние. Непосредственно я не знаю своих детей, своей жены, своих друзей: в моё сознание вступают не они сами, а только мои реакции на них. В клетке своего сознания я замкнут как в тюрьме, в камере вечного одиночного заключения; из внешнего мира до меня доходят в лучшем случае только сигналы, и я вправе даже усомниться, существует ли действительно чтолибо вне моего сознания.

Отняв у природы все её сокровища и включив их в состав субъекта эти теории обесценивают мир и в то же время вовсе не обогащают субъекта: утверждая, что голубой цвет неба, синева моря» изумрудная зелень листвы, шум морского прибоя, аромат магнолий существуют лишь во мне, как мои субъективно-психические состояния, я отнимаю у природы её значительность и безграничную жизненную мощь, однако сам титанической силы не приобретаю.

Но вот являются на сцену философские школы, возвращающие природе её жизненную содержательность и динамичность, а вместе с тем видящие и самого субъекта, как живое, творчески активное существо; там в нескольких метрах от меня синеет сам океан; медленно набегает на берег и шуршит, опадая на песок, сама прохладная влага, и ароматом магнолий действительно напоен весь воздух. А когда дети резвятся играя в прятки, и кричат от восторга, в этих звуках смеха и криках сам восторг их наличествует в моём сознании; если же один из них прищемит палец дверью и громко, жалостно заплачет, само подлинное страдание его вступает в моё сознание.

В русской литературе зародыши учения о знании, как непосредственном постижении самой действительности, восходят к славянофилам И. Киреевскому и А. Хомякову [CLXXII]; систематически оно было разработано затем в философии Вл. Соловьева, построившего сложное учение об истине как результате эмпирического, рационального и мистического (вводящего в сферу самой транссубъективной реальности) познавания.