Чувство долга (пер. О. Колесникова)

Он улыбнулся и посмотрел на Ульва, для которого все эти разговоры были сплошной околесицей.

– Хис, – сказал Брион, – переведите все на дисанский и объясните, пожалуйста, Ульву. Я не осмеливаюсь.

Глава 18

Дис превратился в сверкающий золотой шар, похожий на школьный глобус. Вид из космоса был великолепен. Ни одно облако не закрывало поверхности, и с такого расстояния планета казалась теплой и привлекательной среди холодной тьмы. Брион, дрожа от холода в своем теплом пальто, искренне хотел очутиться там. Он думал, скоро ли его организм решит включиться в другой режим, и надеялся, что переход не будет таким внезапным и драматическим, как на Дисе.

Легкое, как сновидение, в пространстве рядом с планетой возникло отражение Леа. Она стояла за ним, и только теплое дыхание и отражение в иллюминаторе выдавали ее присутствие. Он быстро обернулся и взял ее руки в свои.

– Ты выглядишь значительно лучше.

– Надеюсь, – она бессознательным движением руки отбросила волосы назад. – Я ничего не делала, только лежала в госпитале, пока вы весело проводили последнюю неделю. Вам ведь пришлось облететь всю планету, стреляя в магтов.

– Мы всего лишь усыпляли их. На самом деле ниджордцы никого не могут убить, даже если им самим угрожает смертельная опасность. Им пришлось к тому же сдерживать дисанцев во главе в Ульвом – те с радостью убивали магтов как умервиков.

– Что они собираются делать с этими безумными магтами?

– Еще сами не знают. Вначале они хотят посмотреть, что будет с магтом, если удалить или уничтожить мозгового паразита. С детьми значительно проще. Если заметить болезнь вовремя, паразита можно уничтожить раньше, чем он причинит значительный вред.

Леа осторожно прижалась к нему.

– Я еще слаба. Давай посидим.

Напротив иллюминатора стоял диван, с него они могли по-прежнему видеть Дис.

– Мне нравится мысль о магте, лишенном мозгового симбионта, – сказала Леа. – Если его организм и вынесет шок, мне кажется, что не останется ничего, кроме безмозглого тела. Я не хочу быть свидетелем этой серии экспериментов. Надеюсь, ниджордцы найдут более гуманное решение.

– Я в этом уверен.

– Ну а как насчет нас? – спросила она смущенно, прильнув к нему. – Должна сказать, что обнимать такого горячего – буквально – парня мне еще не приходилось. Это заводит.

Брион смутился. Он не мог забыть ужасов прошлого, заменяя их сегодняшним удовольствием.

– Да, что же насчет нас? – повторил он.

– Той ночью в госпитале, – она улыбнулась, – ты так смущался. Мне помнится, ты там что-то говорил и делал. Я спрашиваю тебя, как анварская девушка. Что мы будем делать? Поженимся?

Было необыкновенно приятно обнимать ее стройное тело и чувствовать, как ее волосы касаются его щеки. Они оба чувствовали это, и потому его слова звучали еще более беспомощно.

– Леа, дорогая! Ты знаешь, что ты для меня значишь. Но ты должна понять, что мы не можем пожениться.

Ее тело напряглось. Она рывком отодвинулась.

– Эй ты, большой, жирный, эгоистичный кусок мяса! Что ты этим хочешь сказать?

– Леа, подожди! Ты лучше подумай, чем так говорить. То, что я сказал, не имеет никакого отношения к моим чувствам. Но брак означает детей, а ты биолог и знаешь, что земные гены…

– Глупый деревенщина! – закричала она, царапаясь. Он не отодвигался и не пытался остановить ее. – Я ожидала от тебя, с твоими претензиями на понимание, большего! Но все, о чем вы можете думать, – это ужасные небылицы о генах Земли. Ты такой же, как и остальные фанатики с провинциальных планет. Я знаю, как вы все смотрите на наш маленький рост, наши аллергии, гемофилию и другие слабости, которые сохраняются в нас поколениями. Вы ненавидите…

– Но я хотел сказать вовсе не это. Ваши гены гораздо прочнее – это мои принесут смерть потомству. Мой ребенок при естественном рождении убьет и себя, и мать, если доживет до срока. Ты забыла, что ты – подлинный человек, а я – недавняя мутация.

Леа застыла от его слов. Это была правда, о которой она не задумывалась.

– Земля – наша колыбель, это планета, на которой выросло человечество. За последние несколько тысяч лет в генах землян могли появиться какие-то изъяны, но это ничто по сравнению с сотнями миллионов лет, которые потребовались для развития человечества. Сколько новорожденных на Земле доживают до года?

– Ну… почти все. Какая-то доля процента умирает, не могу точно сказать сколько.

– Земля – наша колыбель, наш дом, – мягко повторил он, – когда люди покидают родной дом, они могут приспособиться к разным планетам, но за это надо дорого платить, и самая ужасная цена – мертвые дети. Успешная мутация живет – неудачная умирает, естественный отбор действует жестоко. Я и моя сестра – это удача эволюции, но у моей матери было еще шесть детей, которые умерли младенцами, и еще несколько не успели родиться. Ты ведь знаешь об этом, Леа?