Можно сказать совершенно определенно, что раньше роста оппозиции королевской власти снизу начался рост оппозиции Людовику XVI и Марии-Антуанетте сверху. Как не осудить затраты на игрушку Трианон - свыше двух миллионов ливров - в государстве, близком к финансовому краху? Или тот, например, факт, что не только фаворитка королевы Жюли де Полиньяк получает огромную сумму для выплаты долгов, получает ренту и придворную должность, пожизненный пенсион, но и ее отец, зять, дочь, супруг, сестра по локоть запускают руку в казну. Это не могло не вызвать ропот в Версале. Революция по-своему готовилась и там.
* * *
Наконец после хирургической операции в 1777 году Людовик XVI становится мужчиной. А в следующем году Мария-Антуанетта уже беременна. В ее возрасте уже поздновато по тем меркам. Конечно, о чем только не шепчутся во дворцах и дешевых тавернах, кого только не называют кандидатами в гипотетические отцы - то герцога Коиньи, то графа Ферзена. Вряд ли хорошо понимающая важность династической чести королева могла допустить оплошность. Людовик вполне здоров, и он отец ребенка.
В декабре 1778 года вся страна готовится к появлению на свет наследника. Королеве уже не до игрушек в Трианоне, ее перевели в один из версальских дворцов под опеку лучших медиков. Событие государственной важности. Многочисленные королевские родственники торопятся к месту события. Потому что существует древнейшая привилегия - те, в чьих жилах течет королевская кровь, имеют право присутствовать при родах наследника. 19 декабря начались схватки. В спальню Антуанетты, к ее алькову, отделенному лишь ширмою, вместе с докторами и повитухами набивается человек пятьдесят. Жара, духота, наполненная запахами пота, духов и помад. Но привилегия есть привилегия. Королева рожает дочь и чуть не умирает от удушья. Окно распахивает сам счастливый отец.
Чуть ли не больше родителей радуется этому событию венская бабушка Мария-Терезия. Наконец-то теперь ее дочь забудет праздность и беспечность. Радоваться бабушке оставалось недолго. Мария-Терезия умерла в 1780 году. А Мария-Антуанетта еще трижды становилась матерью. Двое детей умерли в детстве. Второй мальчик, наследник престола, успевший получить исторический номер Людовик XVII, родился настоящим крепышом. Править ему не довелось.
Это случилось в 1785 году. По этому случаю по всей стране были устроены грандиозные празднества, самые грандиозные в это царствование. Город Париж организовал массовое шествие делегаций цехов в Версаль с подарками. Через четыре года многие его участники направятся по тому же маршруту совсем с другими намерениями. Лионский актер Жан Колло д'Эрбуа опубликовал панегирическую поэму, где были такие строчки:
Дитя и его августейшую мать
Храни, о пречистая Дева!
Мы жизнь, не колеблясь, готовы отдать
За счастье своей королевы!
Через восемь лет этот бывший актер, председатель Клуба якобинцев и член Конвента, не отдаст жизнь, а, наоборот, возьмет, поставив свою подпись под смертным приговором этой самой королеве.
* * *
Но триумф, последние вспышки верноподданнической народной любви были уже очень скоро омрачены. Так же, как и покой Марии-Антуанетты, беспечность жизни в Трианоне стали постепенно сходить на нет. Особенно сильные удары были нанесены по авторитету королевы, что немало способствовало развитию уже исподволь закипающей стихии революции.
В том же 1785 году Мария-Антуанетта в своем любительском театре в Трианоне собралась поставить "Севильского цирюльника" великого Пьера Бомарше. Сам граф д'Артуа репетировал роль Фигаро, сама королева репетировала роль Розины. Казалось бы, ничего особенного, если не считать, что в комедии полно критических намеков на власть предержащих. Недалекая Мария-Антуанетта была выше этого. Но весь свет был шокирован: ни для кого тогда не было секретом, что Бомарше не только великий драматург, но и великий пройдоха.
За несколько лет до этого стало известно, что автор одного из самых остроумных, но и весьма грязных пасквилей на королевскую чету, скрывшийся под псевдонимом Карон, не кто иной, как Бомарше. Оказавшийся тогда в Вене, он был заключен по приказу возмущенной императрицы-матери Марии-Терезии на две недели в тюрьму, получил порцию розог. Вернувшись во Францию, он по приговору суда собственноручно уничтожил весь тираж пасквиля. Но потом имел нахальство сообщить королю, что рукопись сохранилась и он готов вновь ее напечатать или... продать заинтересованному высокому лицу. Прямо ситуация Остапа Бендера и Корейко. Трусливый король выкупил позорящий его документ за 70 тысяч ливров.
Второй скандал разразился за несколько дней до премьеры в Трианоне. К королеве явился придворный ювелир Бомер. С церемониями и поклонами вручил ей свое прошение, где в изысканно-вежливых выражениях изложена хоть и нижайшая, но в то же время решительная просьба оплатить оговоренную четверть стоимости бриллиантового колье. Это 400 тысяч ливров. Согласно собственной же расписке Марии-Антуанетты. Сначала она ничего не поняла и бросила бумагу Бомера в огонь. Но вскоре все выяснилось.