Чувство древнее, как мир

Днем 21 июня супер карета прибывает в Шалон, где, конечно, сразу обращает на себя внимание. Еще удивительнее то, что, несмотря на жаркий день, никто из экипажа не выходит, пока меняют лошадей. Документы у графини Корф вроде бы в порядке. Но вот профиль ее лакея, на секунду мелькнувший из-за занавески, некоторым любопытствующим показался знакомым. Мясистый нос, оплывший подбородок, глаза навыкате. Не тот ли самый профиль, что выбит на монетах? Через час уже весь Шалон болтает, что через городок проехал король-пленник. Почтмейстер Друэ, ярый якобинец, с двумя приятелями поскакали, опережая медленную карету, в Варенн, следующий городок с почтовой станцией.

По договоренности конный разъезд сторонников должен был встретить королевскую семью еще не доезжая Варенна. Но курьер Леонар назвал не тот день. Гусары Шуазеля промаялись, никого не встретив, заскучали и разбрелись по окрестным кабакам, где попросту напились. Беглецов встретил только их командир. Уже ночью экипаж прибыл в Варенн. Мария-Антуанетта была как на иголках, а король спокойно спал.

Они вошли в гостиницу. Друэ и местные якобинцы еще не успели ударить в набат, собрать народ. Шуазель направил посыльных собрать по кабакам своих немцев-кавалеристов. А король, никогда не терявший аппетита, спокойно сел за поздний ужин с вином и сыром. Когда набралась уже достаточная команда вооруженной охраны, Шуазель предложил его величеству бросить неповоротливую карету и верхом вместе с королевой и детьми пробираться тропинками под покровом ночи до безопасного места. Король начинает думать. Супруга умоляет его делать это быстрее. Но быстрее у тугодума не получается. К середине ночи гостиница Варенна уже окружена тысячной толпой. А утром посланцы Национального собрания привозят спешно подготовленный декрет с оригинальной формулировкой "лишения короля Франции Людовика XVI прав монарха".

Людовик равнодушно прочитал документ и рассеянно уронил на кровать, где спали дофин и дофина. Мария-Антуанетта брезгливо сбросила документ на пол со словами: "Я не желаю, чтобы эта бумажка замарала моих детей!"

25 июля в сопровождении чуть ли не целого полка национальной гвардии, осыпаемые проклятиями и насмешками в каждом городке и деревне по дороге, неудачливые беглецы возвращаются в Париж. В той же огромной карете пришлось потесниться. В качестве почетных конвоиров там ехали три депутата. Один из них - Барнав, влиятельный депутат от умеренной партии жирондистов, в дороге вел продолжительную беседу с Марией-Антуанеттой. Они остались вполне довольными друг другом. Как политиками. Бывшая Королева рококо поневоле сделалась политиком.

* * *

Это бегство в Варенн спровоцировало новую вспышку активности революции. Крайне левые требовали вовсе уничтожить монархию, организовали 17 июля демонстрацию на Марсовом поле в Париже, которую расстреляла национальная гвардия. Крайне правые, заседавшие в парламенте, командовавшие в армии, еще чувствовали силы повернуть все вспять. Компромисс был найден принятием 3 сентября 1791 года конституции, закреплявшей все уже принятые законы о правах и свободах, устанавливавшие в стране конституционную монархию. Королю-пленнику вернули права монарха вместе с правом вето. В Законодательном собрании, сменившем Национальное, Людовик XVI присягает конституции. Только теперь он все больше и больше чисто декоративная фигура. А за этой фигурой прячется последний боец, не отрекшийся от старого мира, боец за свою честь и достоинство, за своих детей и свою любовь, пока еще королева Мария-Антуанетта.

Борьба отныне заключалась в основном в переписке со своими родственниками в Вене, с дипломатами, с генералами, с дворами Потсдама, Петербурга, Лондона, Мадрида. Иногда почта проходила свободно. Но все чаще и чаще королеве приходилось прибегать к шифровке, тайнописи, доверяя письма только проверенным курьерам. Шел активный обмен посланиями и с милым Ферзеном. Когда обстоятельства бегства в Варенн вскрылись, шведского графа объявили врагом французской нации, и появление в стране для него было крайне опасно.

Введение конституции не сразу осложнило международное положение Франции, но вызвало к жизни сложные политические игры. Хотя Австрия и Пруссия и заключили в Пильнице союз против распространения "заразы революции", хотя в Кобленце уже формировались добровольческие части французских эмигрантов, никто не спешил с началом решительных действий. Особенно понятна была политика графа Прованского. Он был живо заинтересован в углублении революционного хаоса на родине, в быстрейшей гибели короля и дофина. Ведь это давало ему право на престол. Свой интерес в разжигании внутренних распрей во Франции имела Пруссия, претендовавшая на Эльзас. Для этого прусский посланник... финансировал клуб якобинцев, и бoльшая часть денег оседала в кармане пламенного революционера Жоржа Дантона.