Чувство древнее, как мир

Орлов не был профессиональным моряком и даже побаивался моря. Должность командующего русским флотом в Средиземном море была для него скорее политической. Как командиры, главную роль в разгроме турецкого флота в Чесменской бухте сыграли Григорий Спиридов и Самуил Грейг. Но наибольшая слава и почетная приставка Чесменский досталась именно Орлову. В письме к брату Григорию граф Алехан описал эту победу весьма лаконично: "Государь братец, здравствуй! За неприятелем мы пошли, к нему подошли, схватились, сразились, разбили, победили, потопили, сожгли и в пепел обратили. А я, ваш слуга, здоров. Алексей Орлов".

Он был действительно здоров, в расцвете сил и славы. Отставка от будуара не означала отставку от политики. Орлов оставался политиком и верным слугой своей императрицы. И вдруг получает письмо от незнакомки, о которой лишь слегка наслышан. Где Тараканова признается, что она - истинная российская государыня, что Пугачев - брат ее, а турецкий султан и французский король признают законными все ее притязания. Новоявленная самозванка обещает сделать Орлова первым министром, вторым после себя человеком в государстве, если, конечно, он поможет ей взойти на престол.

Второй ошибкой, а может быть, следствием начала помешательства Таракановой было то, что она решила подстраховаться. Расставшись с фантазиями о коалиции государств, она решила создать антиекатерининскую коалицию персон. Из участников переворота 1762 года, в настоящее время, по мнению Таракановой, попавших в монаршью немилость. Второе такое же письмо она направила в Россию ни много ни мало графу Никите Панину, руководителю Коллегии иностранных дел.

В Италии красота и обаяние Елизаветы Таракановой, ее захватывающая история, ее удивительное происхождение поначалу производят впечатление. В Неаполе ее с удовольствием принимает английский посол Уильям Гамильтон. Ходят слухи, что ее взял под свое покровительство один из кардиналов, ею заинтересовался сам Римский Папа и не сегодня-завтра она отправится в Рим...

Тем временем Орлов пересылает письмо Таракановой в Санкт-Петербург. 12 ноября 1774 года Екатерина пишет ему в ответ: "Я прочла письмо, что написала мошенница, оно как две капли воды похоже на бумагу, которую она направила графу Панину. Нам стало известно, что в июле месяце она вместе с князем Радзивиллом находилась в Рагузе. Сообщите, где она сейчас. Постарайтесь зазвать ее на корабль и засим тайно переправьте сюда; повелеваю вам послать туда один или несколько кораблей и потребовать выдачи этого ничтожества, нагло присвоившего имя, которое ей никоим образом не принадлежит; в случае же неповиновения (то есть если вам будет отказано в ее выдаче) разрешаю прибегнуть к угрозе, а ежели возникнет надобность, то и обстрелять город из пушек; однако же, если случится возможность схватить ее бесшумно, вам и карты в руки, я возражать не стану".

Местонахождение "авантюрьеры" выяснить оказалось нетрудно. Княжна в начале 1775 года перебралась из Рима в Пизу. Обаяние, амбиции, но стоит ей попросить в долг, как выясняется, что Тараканова уже должна чуть не половине Европы. При этом заложить российскую землю, как гарантию возвращения кредита, ей никак не удавалось. В Пизе с минимальным количеством слуг и поклонников беглянка остановилась в третьеразрядной гостинице. Денег не было, плохое питание и дождливая итальянская зима отнюдь не способствовали поправке здоровья.

Как вдруг - гром среди ясного неба - всеми брошенная Елизавета Тараканова получает письмо от генерал-аншефа графа Орлова-Чесменского. Он признает ее как законную наследницу и нижайше просит разрешения посетить ее. Впрочем, он уже даже едет.

* * *

Елизавета кусала локти, но не могла ничего придумать, чтобы принять Орлова на уровне своих амбиций. Ну что ж. Так даже лучше. Пусть увидит всю нищету законной наследницы престола, все ее несчастье. Пусть проникнется жалостью. Говорят, этот русский богатырь благороден и сентиментален.

Все спутники графа остались на улице. Он вошел в ее покои и увидел небольшое помещение с одним окном, выходящим в заброшенный сад, убогую мебель. Княжна лежала на кожаной софе, прикрытая голубой бархатной мантильей. Рядом с софой стояли домашние туфли на куньем меху. Она выглядела заметно похудевшей по сравнению со своим изображением на портрете. Яркие пятна румянца на щеках резко контрастировали с ее необычайно бледным лицом. Орлов сразу понял, что это чахоточный румянец. Но ее прекрасные глаза вдохновенно блестели, пухлые губы складывались в извиняющуюся улыбку. И в чертах оставалось подобие настоящей царственной надменности.

Княжна попыталась привстать, судорожно закашлялась и прижала ко рту платок. Граф Алехан опустился на одно колено, склонил голову.