Чувство движения. Интеллектуальная история

Красной нитью через нашу историю проходит оценка того, что, по мнению исследователей, могло сообщить чувство «здравого смысла» («общее чувство») о реальности, раскрываемой осязанием, движением и ощущением действия. В качестве примера такой оценки мы выбрали работы Уайтхеда. Уайтхед, по его словам, преобразовал чувство «здравого смысла» в философию «функциональной активности»: «Под этим я подразумеваю, что любая реальная вещь является чем-то по причине своей активности; на основании этого ее природа состоит в отношении к другим вещам, а ее индивидуальность состоит в синтезе других вещей до той поры, покуда они имеют к ней отношение» (Whitehead, 1958, p. 26). «Активность» вещей понималась в терминах осознавания деятельности – сопротивления и интуитивного непосредственного восприятия усилия и движения. Активность выявлялась в отношениях, данных в движении – сопротивлении (Smith, 2020a)[285].

Илл. 13. Марш на Вашингтон за гражданские права. 1963. Политическое движение

К 1900 году было повсеместно достигнуто согласие в том, что мышечное чувство, или кинестезия, является периферийным чувством, широко распространившимся по всему телу. Исследуя его с точки зрения физиологии, Шеррингтон ввел понятие проприоцепции, подчеркнув тот факт, что контроль за положением тела и его движением по большей части не ощущается человеком. Тело, по его словам, имеет собственное «знание», необходимое для координации позы, движения и моторных навыков. В те же годы, но в целом независимо психологи стали более широко исследовать кинестезию и мысленное представление движения при волеизъявлении и в когнитивных процессах, а философы развивали феноменологию. Институциональная специализация физиологии, психологии и философии способствовала отделению вопросов о нервной регуляции от вопросов о перцептивных и когнитивных свойствах психики, а также о природе «реального». Тем не менее психофизиология чувств оставалась на повестке дня, и в последние десятилетия XX века с поворотом к изучению воплощенных ментальных функций вновь возник большой интерес к попыткам интеграции исследований, посвященных действию, кинестезии, движению, мыслительному процессу и эпистемологии. Это заметно по работам таких современных авторов, как Шитс-Джонстон, Галлахер и Бертоз, убедительно связывающих феноменологию движения, ощущение жизни, важность самовозникающего движения тела и моторную активность воплощенных и занимающих определенное пространство субъектов. Это естественным образом стимулировало контакты между наукой, философией и бурно развивающимися сферами танца и культуры движения.

Вера в «реальное», раскрываемое с помощью чувства движения, не нейтральна с эмоциональной или духовной точки зрения, это не просто эпистемологическое предпочтение, лишенное личного отношения. Опора на осязание и движение как на надежный источник познания реальности несет в себе убежденность, желание и надежду, делая индивида значимой частицей мира и агентом. Думаю, это особенно важно для танца – и для танцора, и для публики. У всех нас в памяти мысль Макса Вебера о «расколдовывании» современного мира. Чувство осязания и движения играли и играют большую роль в мечте о его «повторном околдовывании»[286]. Представление этого возможного «околдовывания» часто принимает форму предполагаемого единства «я» и мира через «реальный контакт» и «реальное движение». Состояния «околдованности», например магических связей или влюбленности, были именно такими состояниями, от которых в попытке достичь объективного знания старались дистанцироваться представители новой науки XVII века. Но, как показывает история мысли, связанной с активной силой, ощущаемым движением и чувством каузальной агентности, то, что естествоиспытатели выгоняли в парадную дверь, упрямо пробиралось назад через черный ход. Несмотря на критику, исследование «чувства силы» существенным образом эпистемологически повлияло на понимание того места, которое занимает в природе познающий субъект, правда, влияние это игнорировалось позитивистами в науке и философии, исключавшими многие важные суждения. Как заметил Джереми Данем, анализируя понятие силы у Мен де Бирана, Биран понимал каузальность как вид «проживания» чего-то, а не «представляемый» нам опыт (Dunham, 2016, p. 176). «Проживание» движения, эстетически более всего выраженное в танце, и раньше и теперь несет с собой «околдованность».