Чувство и чувствительность. Гордость и предубеждение. Эмма

Так продолжалось около четверти часа, как вдруг Марианна, чьи нервы не выдерживали никакого внезапного звука, вздрогнула от стука в дверь.

— Кто это может быть? — воскликнула Элинор. — И так рано! А я полагала, что мы покуда в безопасности.

Марианна подошла к окну.

— Полковник Брэндон! — произнесла она с досадой. — От него мы никогда в безопасности не бываем!

— Но миссис Дженнингс дома нет, и он не станет заходить.

— Даже в этом я на его деликатность не положусь, — возразила Марианна, уже направляясь к лестнице. — Человек, которому некуда девать собственное время, всегда без малейшего зазрения совести посягает на чужое.

Ее заключение оказалось верным, хотя строилось оно на ложной предпосылке и предубеждении. Но как бы то ни было, полковник Брэндон попросил доложить о себе, и Элинор, не сомневаясь, что сюда его привела искренняя тревога за Марианну, свидетельство которой она увидела в расстроенном, опечаленном выражении его лица и в том, как обеспокоенно, хотя и кратко осведомился он о ее здоровье, не могла извинить сестре подобное пренебрежение к нему.

— Я встретил миссис Дженнингс на Бонд-стрит, — сказал он, поздоровавшись, — и она уговорила меня заехать. Впрочем, без особого труда, так как я предполагал, что, вероятно, застану вас одну, чего мне очень хотелось. Моя цель… мое желание… единственная причина, почему я этого желал… Мне кажется… я надеюсь, это может принести утешение… Нет-нет, какое же утешение?.. Об утешении пока, разумеется, нет речи… Но убедить вашу сестру… раз и навсегда… Мои чувства к ней, к вам, к вашей матушке — вы позволите мне дать им доказательство, открыв вам кое-какие обстоятельства, которые ничто, кроме самого искреннего уважения… кроме горячего желания быть полезным… Мне кажется, моя смелость оправдана… хотя я потратил много часов, убеждая себя, что поступаю правильно, но ведь я могу и ошибаться? — Он умолк.

— Я понимаю, — ответила Элинор. — Вы хотели бы сообщить мне что-то о мистере Уиллоби. Нечто такое, что еще больше обличит его характер. Разумеется, это самая дружеская услуга, какую вы можете оказать Марианне. Я буду благодарна за все, что услышу, как будет и она… но только со временем. Прошу, прошу вас рассказать мне все.

— Непременно. Короче говоря, когда я уехал из Бартона в октябре… Нет, так вам будет трудно понять… Я должен вернуться в прошлое. Боюсь, мисс Дэшвуд, во мне вы найдете очень плохого рассказчика. Не знаю даже, с чего начать. Нет, без моей собственной истории, к сожалению, обойтись нельзя. Но тут я, правда, буду краток. Такая тема, — добавил он с тяжелым вздохом, — не соблазнит меня на излишние подробности.

Он умолк, собираясь с мыслями, а затем с новым вздохом продолжал:

— Вероятно, вы забыли разговор… ведь на вас он, полагаю, никакого впечатления произвести не мог… Наш разговор как-то вечером в Бартон-парке — во время танцев — когда я упомянул, что ваша сестра Марианна немного напоминает мне одну мою давнюю знакомую.

— Нет-нет, — сказала Элинор, — я отлично помню.

Ему как будто было приятно, что она не забыла.