Чувство льда

Он встал и сделал шаг ей навстречу. Его руки на плечах, его губы, прикасающиеся к ее щеке в дружеском, ни к чему не обязывающем поцелуе. Нана сжалась: только бы он не заметил, только бы не почувствовал. Как она ненавидела эту его привычку целовать в щечку всех знакомых женщин! Да пусть целует кого угодно, только не ее, потому что это невозможно вынести, потому что однажды у нее не хватит сил и она сорвется, и сделает что-нибудь такое, за что ей потом будет неловко и о чем она будет горько и стыдно сожалеть.

Нана уселась в кресло напротив стола Филановского, одернула юбку, чтобы закрыть колени, устроилась поудобнее и с облегчением поняла, что не чувствует жара в лице. Значит, обошлось.

– А ты что, действительно бездельничаешь?

– Ага, с самого утра. Как пришел – такое на меня настроение ленивое навалилось! Почту посмотрел, как порядочный, думал – соберусь, втянусь, ан нет, не вышло. Ни к чему сегодня руки не лежат. Да и срочного ничего нет. Хотел было уехать, да неловко, я ж день защиты растений объявил и пообещал, что буду лично ходить по кабинетам и контролировать процесс. А начальник, как тебе известно, не должен давать пустых обещаний, особенно если они касаются контроля за дисциплиной. Вот и сижу как дурак. Еще часок пораскладываю, потом помогу Карловне ее баобаб пересадить, или как он там называется, помню, что на букву «б», и пойду по этажам. Чай, кофе?

– Ничего. Саша, я по делу. Напряжешься или не трогать тебя сегодня?

– А дело приятное?

– Не особенно, – честно предупредила Нана.

Что же приятного может быть в воровстве? В ее службе были сотрудники, занимающиеся вопросами экономической безопасности, и к ним уже несколько раз обращались из бухгалтерии по поводу списания дорогостоящей компьютерной техники, которая якобы морально устаревала, и выделения средств на приобретение новой. Бухгалтеры, которые мало что понимали в высоких технологиях, не переставали изумляться тому, с какой скоростью устаревают, изнашиваются, портятся, ломаются и прочим образом приходят в негодность компьютеры, сканеры, принтеры, всеразличные модемы и прочие штучки, названия которых они даже запомнить не могли. Специалисты из службы Наны Ким понимали в этом вопросе побольше, чем бухгалтеры, и путем весьма несложных оперативных мероприятий они установили, что окопавшиеся в издательстве мальчики-программисты и системные администраторы попросту воруют. До сведения Филановского сей прискорбный факт был доведен, однако реакции никакой с его стороны не последовало, правда, оставалась надежда, что пойманные за руку мальчики испугаются строгих дядек из службы безопасности и «больше так не будут». Однако прошло всего два месяца, и все повторилось. На этот раз Нана решила сама поговорить с шефом.

– Саша, твои мальчики продолжают воровать.

Она не случайно употребила местоимение «твои», ибо мальчики, о которых шла речь, сплошь были детьми, племянниками и младшими братьями друзей, знакомых, одноклассников, сокурсников, деловых партнеров и прочих «своих».

– Можно догадаться, – усмехнулся в ответ Филановский.

– Ты собираешься что-нибудь предпринимать?

– Нет, – резко ответил он.

– Почему? Неужели тебе самому не противно, что тебя считают идиотом? Они воруют нагло, практически открыто, в полной уверенности, что никто, в том числе и ты, не догадается, потому что все вокруг дураки необразованные, в компьютерах не понимают и видели такую технику только на картинках. Они же тебя в грош не ставят, Саша! И ты собираешься с этим мириться?

– А что ты предлагаешь? Выгнать их и набрать новых? Таких же молодых, жадных, наглых и голодных, которые тоже будут воровать?

– Саша, прости меня, я лезу не в свое дело, и не в том я положении, чтобы говорить такие вещи, но… Они воруют, потому что знают, что ты их не уволишь. Ты дорожишь отношениями с их родственниками, которые попросили тебя пристроить ребенка на хорошую работу, и на конфликт не пойдешь. Вот они и чувствуют себя в безопасности. Может, тебе имеет смысл поговорить со своими друзьями? Это же просто невозможно терпеть!