Чувство льда

– Он не маляр, – Надя резко вырвалась из материнских объятий, – не говори так. Он очень талантливый художник. Как ты можешь судить, если не видела его картин? Ты же ничего о нем не знаешь! Он такой образованный, так много читал, так много знает! Он честный и порядочный, и очень добрый. Если уж выходить замуж, так только за такого, как он.

Филановская встала и молча прошлась по комнате, до двери и обратно, остановилась прямо перед диваном, на котором сидела девушка.

– А ты, я так понимаю, его картины видела. Да?

Надя молча кивнула, понимая, что наделала кучу ошибок и вывернуться теперь вряд ли удастся.

– И когда же, позволь спросить?

– Сегодня.

– Где?

– Ну как где… Мам, ну какая разница, где висят его полотна?

– Разница есть. Так где они висят, эти так называемые полотна? У него дома, в пустой холостяцкой дыре? Или дома у его близких друзей? Таких близких, что они проявили чудеса деликатности, и когда вы заявились к ним в гости якобы посмотреть картинки, вдруг оказалось, что им срочно нужно уйти, и вы остались в пустой квартире наедине? Или это была комната в коммуналке? Так было? Признавайся! И не смей мне врать!

Наденька растерялась окончательно. Она боялась родителей, боялась их гнева и даже простого недовольства, и в такие минуты, как эта, от страха переставала соображать. Ее любовь к миру была огромной, и этот великий и такой редкий дар оборачивался оружием против нее же самой: она не умела противостоять тем, кого любила, не умела сохранять хладнокровие, если те, кого она любит, были ею недовольны. Нужно было срочно придумать очередную ложь о том, где и при каких обстоятельствах она видела картины художника, с которым только вчера познакомилась, но в голову ничего не приходило.

– Что ты молчишь? Где ты видела его картины?

– У него дома. Мы зашли буквально на пять минут, я только посмотрела – и мы сразу ушли.

– Не смей мне врать!

– Я не вру. Так и было, правда, – пробормотала Надя дрожащим голосом.

Мать молча уселась в кресло, вставила в мундштук новую сигарету, закурила.

– Ладно. Дай мне слово, что не наделаешь глупостей. Я очень надеюсь на твое благоразумие. И подумай над моими словами: он тебе не пара. Лучше прекрати с ним встречаться сейчас, пока у вас не сложились отношения, толку от этого все равно не будет. Так и быть, можешь сходить с ним в кино или на концерт какой-нибудь, не очень часто, раз в две недели, но не более того. И никаких походов в гости к нему или к его друзьям, ты меня поняла?

– Почему? Ну в гости-то почему нельзя?

– Потому что ему тридцать четыре года и он уже был женат. Ты что, не понимаешь? Он искалечит тебе всю жизнь, потом отряхнется и пойдет дальше и даже не вспомнит о тебе. Это твои ровесники подолгу ухаживают и к первому поцелую подбираются по несколько месяцев. А он, этот твой Сережа, – взрослый мужчина, для него постель – дело обычное, повседневное, ты и сама не заметишь, как в ней окажешься. И что ты потом будешь делать? На аборт пойдешь? Будешь терпеть адскую боль без наркоза? А если неудачно сделают? Рискнешь остаться бездетной на всю оставшуюся жизнь? Или запишешься в матери-одиночки? И думать забудь.

– Ничего он не искалечит! Он чудесный, необыкновенный, он потрясающий! Как ты можешь такие гадости говорить о человеке, которого ни разу в жизни не видела?

– Ну, ты, положим, тоже не очень-то много его видела, – холодно заметила Тамара Леонидовна, – если ты не врешь. Или ты не вчера с ним познакомилась, а?

Она сделала паузу, и Надя вздрогнула, когда голос матери неожиданно загремел:

– Сколько времени вы уже встречаетесь?! Месяц? Два? Полгода?!

Девушка сидела молча, втянув голову в плечи. Все пропало. Она сама все испортила. Что же теперь делать? Мама обо всем догадалась, и отныне Наде придется отчитываться о каждой минуте, проведенной вне дома, и о каждом телефонном звонке. Одна надежда на сестру Любу: все-таки театральные спектакли никто не отменит, и мама как минимум два, а то и три раза в неделю будет выходить на сцену и не узнает, что младшей дочери нет дома. Конечно, она будет звонить из театра и проверять, но, может быть, можно как-то договориться с Любой, она ведь старше, она обязательно что-нибудь придумает.

– Что ты молчишь? Я задала вопрос: как давно ты с ним встречаешься? И жду ответ.

– Две недели.

У Нади достало самообладания, чтобы сообразить, какой срок назвать. Две недели свиданий, прикрытых «комсомольскими собраниями», «походами в филармонию», «репетициями» и «днями рождения подружек», – это не так много, чтобы завоевать репутацию отъявленной лгуньи, и в то же время достаточно, чтобы иметь право называть человека добрым, умным, тонким и образованным.

– Ты влюблена? Или он просто кажется тебе интересным человеком?

Мать снова заговорила спокойно, и Наде послышалась в ее голосе даже доброжелательная заинтересованность. Может быть, еще не все потеряно? Может быть, удастся убедить маму?

– Он не просто кажется, мама, он действительно интересный человек, он необыкновенный, – горячо заговорила девушка, но Тамара Леонидовна неожиданно прервала ее: