Видеть страдания другого человека больно, особенно если это кто-то знакомый. Так почему же нам часто так сложно сопереживать тем, кого мы любим? Наблюдения в ходе семейной терапии позволяют говорить о трех возможных причинах. Во-первых, зеркальные нейроны могут быть недоразвиты или плохо работать. Расстройство системы зеркальных нейронов приводит к неспособности резонировать с эмоциями других людей, как при аутизме. Во-вторых, ментальные ресурсы могут быть истощены из-за стресса или депрессии, приводя к эмоциональной глухоте. Гормоны депрессии и стресса, например кортизол, замедляют развитие мозга и даже разрушают его центры, отвечающие за социальные связи и эмоции. Из-за испытанного в раннем детстве насилия уменьшается размер гиппокампа – области мозга, которая отвечает за преобразование ощущений в соответствующие эмоциональные воспоминания. В результате мозг становится более восприимчив к эмоциональным факторам стресса (например, появляется боязнь разлуки), но слабее развивается нейронная сеть для обработки этих факторов.
Третья и самая распространенная причина – отвлечение внимания. Какая-то преобладающая эмоция, например удушающий страх расстроить или потерять партнера, блокирует способность увидеть его страдания. Очень сложно перенести внимание на другого человека, если вся сила мозга нужна для того, чтобы успокоить самого себя. Когда я попала в ужасную грозу на высоте десяти тысяч километров, защищенная от смерти только тонкими стенками самолета, все мои знания об эмпатии просто улетучились. Когда мой сосед вдруг сказал: «Кажется, у меня сейчас будет паническая атака», – я ответила: «Нет. Не будет. Прекратите паниковать». Немного виноватой я почувствовала себя только после того, как самолет благополучно приземлился.
Способность управлять собственными эмоциями значительно влияет на способность прислушиваться к другим людям и сопереживать им. Обретение эмоционального равновесия позволяет проявлять интерес к чужим переживаниям, сочувствовать им и реагировать на них. Надежные и безопасные привязанности – залог такого равновесия. Психолог Омри Гиллат из Канзасского университета изучал, что происходит с мозгом женщин, имеющих разные типы привязанности, когда они сталкиваются со сложными эмоциями. Сначала женщинам предлагалось представить эмоционально нейтральные события, например поход по магазинам с партнером. Затем представить бытовые ссоры и под конец вспомнить болезненные ситуации, например когда партнеры бросали их ради кого-то другого или умирали. Затем Гиллат предлагал им прекратить думать об этом.
Он обнаружил, что у женщин с тревожно-амбивалентным типом мозг более активно реагировал на эмоции, возникающие при мысли о болезненных ситуациях, чем у других групп. В частности, заметно активизировались передние височные доли, которые рассчитывают эмоциональную значимость событий и отвечают за переживание печали. В то же время орбитально-фронтальная кора, которая регулирует эмоции, никак не участвовала в этом процессе. Не имея механизма торможения, мозг не прекращал пережевывать воспоминания о болезненном событии. Женщины с избегающим типом привязанности также не очень успешно подавляли свои мысли и чувства: основные эмоциональные области мозга оставались активными. Результаты эксперимента Гиллата согласуются с открытиями Марио Микулинсера, который обнаружил, что у людей с избегающим паттерном привязанности способность подавлять эмоции не развита: такая попытка дается очень тяжело и легко прерывается любой умственной задачей, например просьбой вспомнить семизначное число. Даже такой микростресс приводил к возвращению неприятных мыслей и эмоций и нарушению эмоционального равновесия.
Эксперимент Гиллата подтверждает множество других исследований, демонстрирующих, что люди с надежным типом привязанности лучше всех справляются со сложными эмоциями. Как правило, они спокойнее их переносят и более эффективно ими управляют. Тягостные чувства реже переполняют или захватывают таких людей, и им не приходится прилагать значительных усилий, чтобы с ними справиться. Переполненность отрицательными эмоциями или постоянные попытки подавить, конечно, мешают сопереживать чужим эмоциям, прислушиваться к чувствам и потребностям другого человека. Только после обретения определенного уровня внутреннего спокойствия и чувства безопасности мы способны чутко реагировать на чужие переживания.
Пит в детстве перенес насилие и страдает от посттравматического стрессового расстройства, единственные безопасные в его жизни отношения – с женой Салли. Он настолько сильно боится потерять ее, что, когда она из-за него расстраивается – даже совсем немного, – он эмоционально отключается. Он не в состоянии реагировать на сигналы Салли.
– Как будто она говорит на незнакомом языке, – объясняет он мне. – Я не понимаю его. Не могу распознать ни одного слова и смысла.