Чувство одиночества

Наутро Келиан Свиор нанёс визит к главному врачу станции. Тот прописал ему успокоительное и настоятельно посоветовал убрать из комнаты картину и сменить профессию. Или хотя бы отдел в музее.

Про кота и робота.

Маленький чёрный котёнок сидел на механических коленях старого робота. Эта странная парочка нашла себе убежище в одном из заброшенных воздуховодов полуразрушенного небоскрёба.

Старый робот наблюдал за тем, как над городом восходит луна. Его окуляры плохо работали, так как давно нуждались в ремонте. Для его взора город был похож на укутанные дымом горные пиками, которые ощерившись, царапали небо.

Он ещё помнил что то. Неповреждённые ячейки памяти хранили данные о том времени, когда он ещё «работал». Когда то давно он служил в доме людей. Был электронным гувернёром. Следил за детьми, читал им книги. В основном сказки.

Старому роботу казалось, что тогда он испытывал нечто, что люди называют счастьем. Но его заменили новой моделью, решив не тратиться на апгрейд деталей и данных. Так оказалось дешевле.

Робот не помнил их лиц. Ячейки, в которых хранилась эта информация, повредилась от сырости и уличных вандалов, которые от души лупили электронного гувернёра, зная, что он запрограммирован на полное не причинение вреда людям.

И теперь он коротал свои дни, вместе с маленьким пушистым клубком, тихо ржавея. Котёнок для кого-то тоже оказался "устаревшим", но он вполне сносно заботился о себе сам. А шарниры робота износились, местами проржавели. Он уже не мог пошевелиться. Только наблюдать за бесконечными восходами и закатами над мрачным городом смертных, которые торопились жить, оставляя позади всё то, что, по их мнению, мешало им на их дороге в будущее.

В последний день на колени робота запрыгнул упитанный чёрный кот. Он принёс трупик мыши для своего товарища. Робот хотел улыбнуться, но его лицо не поддерживало мимических искажений. Его окуляры мигнули ярко, вторя жёлтому цвету кошачьих глаз, и кот остался в одиночестве.

Чёрный гибкий зверь тоже смотрел на город, обернул хвостом свои пушистые лапы. Он смотрел на остовы полуразрушенных небоскрёбов. Сейчас только ветер гулял среди железобетонных обломков цивилизации. Ему тоже было пора. Он отдал все свои девять жизней, оставаясь верным своему железному другу. Тот, в моменты озарений или замыкания плат, порой начинал говорить что-то, чего кот не мог понять, но звуки, так похожие на человеческий голос согревали его существо.

Людей в этом городе не было уже порядка пятидесяти лет. Последнее восстание роботов модели К-7В21 истребило людей, а военные закончили своими ракетами то, что медленно творили сами жители города. Больше ничего не держало кота здесь. Он знал, что не успеет добраться до другого города. Его время давно уже пришло. Кот моргнул и отвернулся от грустного зрелища. Он свернулся клубком на коленях своего друга и уснул последним сном всех живых существ.

И только ветер трепал обрывки старой тряпки, защищавшей вход в воздуховод небоскрёба.

Город был мёртв…

Болото.

Вязкое, зыбкое, ненадежное. И я все время пытаюсь из него вылезти, а за ноги, крепко вцепившись в щиколотки, кто-то держит. А иногда и тянет. Упорно, усиленно.

Был период, когда я обманом освобождался от этой хватки. И обессилев, выбравшись на кочку, сидел. Без сил, почти засыпал, но усиленно напрягал все чувства, чтобы не быть захваченным болотом снова. Но силы оставляют, а волшебные песнопения болотных духов обволакивали меня, и я вновь падал в него. Чёрная жижа обволакивала меня с ног до головы, захлестывала рот, заливала глаза. И никто не мог меня освободить, мои крики тонули в этом чертовом болоте. И когда я погружался в него с головой, я почти сливался с ним. И только тогда болото отпускало. Ослабление его хватки служило мне знаком, что нужно делать новый рывок.

Иногда болото отпускало почти без боя. Да что толку, если ты сидишь на кочке, с ног до головы в тине и грязи, продрогший, уставший, обессиленный.

Был период, когда я боролся с болотом. Я бил его палками, кричал, бесновался. Пытался уйти от него, но тёмные твари вновь хватали меня и тащили назад. Их колдовские песни обволакивали мой разум, и я приходил в себя только в его омерзительных скользких объятьях.

Бывали и такие времена, когда я пытался очистить болото от его грязи. Я старался ухаживать за ним. Вылавливал из него ветки, убирал мусор, таскал песок, чтобы осушить его. И мне даже казалось, что мне это удавалось. Болото успокаивалось, и я мог провести несколько ночей в покое на его берегу, не тревожимый его обитателями.

Но как бы то ни было, я все ещё оставался к нему привязан. Я не мог уйти. Оно чувствовало меня. Как только во мне крепло желание его покинуть, болото вновь яростно тащило меня к себе, чтобы наградить гнилостным поцелуем, очаровать, украсть мой разум.