Чувство реальности. Том 1

На углу 16-й и Каролин к нему привязался черный нищий в ярко-желтой нейлоновой куртке. Обдавая нестерпимой вонью, он гремел мелочью в жестянке, тряс войлочными косичками, вытравленными до желтизны, под цвет куртки. Белые оскаленные зубы сверкали на черном, как вакса, лице.

– Пожалуйста, сэр, всего несколько центов! Ну что вам стоит? – Он бегал вокруг Григорьева, хватал за рукав, заглядывал в глаза. На куртке была эмблема совместного советско-американского космического полета “Союз-Аполлон”, пересечение двух флажков – звездно-полосатого и красного, с серпом и молотом.

Григорьев полез в карман, брезгливо отворачиваясь, бросил в кружку монету в двадцать пять центов. Но нищий все пританцовывал рядом, бормотал, напевал, вонял, путался под ногами и на просьбы отвязаться не реагировал. Вдруг Григорьев расслышал нечто знакомое: “Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…"

Черный нищий точно выводил мелодию, и русские слова звучали почти чисто, без акцента. А вдоль кромки тротуара медленно ехала полицейская машина.

«Провокация! – рявкнул в голове чужой голос. – Если ты проявишь малейшую агрессию, он тут же затеет драку, тебя заберут в полицию, а ему дадут убежать. Нет, ерунда. Кому и зачем это нужно? Глупая случайность. При чем здесь “Катюша”? Откуда он так хорошо знает русский?»

В сотне метров маячил ряд желтых такси со светящимися клетчатыми башенками на крышах, и Григорьев побежал, помчался, разрывая лицом косые нити дождя. Зонтик вывернулся наизнанку. Полицейская машина не остановилась и не прибавила скорости. Нищий отстал, но громко, мерзко засмеялся вслед.

Оказавшись в теплом сухом салоне, он попытался унять одышку и собраться с мыслями. Что, собственно, произошло? Резидент предложил ему уйти к американцам, то есть стать подлым предателем? Или благородным героем, нелегалом? Бред. Слова ничего не значат, эмоциональные оценки не работают. Кумарин решил использовать его в своей хитрой игре. Ведь правда, державные старцы скоро помрут, и вместе с ними рухнет прогнившая система. Придут молодые прагматики, бодрые, амбициозные, лишенные всякого почтения к дряхлой маразматичке Идеологии. Кумарин хочет вписаться в их ряды. Ему нужны свои люди в ЦРУ, чтобы контролировать денежные потоки с запада на восток, на развал системы социализма, и обратно, с востока на запад, на частные банковские счета энергичных прагматиков, которые возьмутся осуществить благое дело развала. Стало быть, за предложением резидента не кроется никакой ловушки? Допустим, что так. Теперь Макмерфи. Он начнет ломаться, как барышня, повторяя: “Может, не надо? Может, все не так страшно?"

Ну что ж, придется поторговаться, потихоньку начать скидывать Кумаринский агентурный “балласт”. Правда, тут есть одна хитрость. Григорьев никогда не сдавал Макмерфи своих, то есть сотрудников КГБ, работавших за рубежом под дипломатическим или иным прикрытием. Он предпочитал “светить” людей типа Скарлатти, граждан Америки или Западной Европы, завербованных КГБ. Так ему было проще. Так оставался в душе укромный уголок, чистый и светлый, где обитала слабенькая, но пока живая, вера в собственную порядочность, куда он мог иногда забиться, спрятаться от самого себя, когда становилось совсем уж гнусно.

Весь Кумаринский “балласт” состоял именно из своих. В список входили нелегалы, внедренные главным образом не в государственные, военные и разведывательные, а в экономические структуры. Это в определенном смысле подтверждало серьезность намерений резидента. Он расчищал себе пространство для маневра. Готовясь к глобальным переменам, он стремился сожрать побольше чужих пешек и ферзей, чтобы продвигать вперед свои фигуры.

"Может Макмерфи заметить разницу? – спросил себя Григорьев, когда такси свернуло на Борроу авеню, – в принципе да. Но его это скорее порадует, чем насторожит”.

– Сэр, какой номер дома? – спросил шофер сквозь круглое дырчатое окошко в пуленепробиваемом стекле, разделявшем салон.

Григорьев назвал номер, взглянул на счетчик и полез во внутренний карман плаща за бумажником. Его там не было. Его не оказалось ни в пиджаке, ни в портфеле. Счетчик высвечивал сумму в десять долларов. Пошарив по карманам, Андрей Евгеньевич с трудом набрал восемь мелочью.

– Не могу найти бумажник, вероятно, забыл в конторе, – объяснил он шоферу, высыпая монеты в его ладонь, – вот все, что есть. Если вы подождете, я… – Он вдруг запнулся и застыл с открытым ртом. В зеркале он увидел Клару.