Чувство реальности. Том 2

— Мы же договорились, Евгений Николаевич, — мягко напомнил Арсеньев, — если я правильно понял, вы не знаете, что произошло с Галиной Дмитриевной, когда ей было двенадцать лет?

— Погодите, погодите. Там какая-то мрачная история, кажется, погибла девочка, ее одноклассница, Лена, Люда, Лида… — он прикрыл глаза и защелкал пальцами.

— Люба, — подсказал Арсеньев.

— Да, кажется, но я не понимаю, к чему вы…

— Вам об этом кто рассказывал? Жена?

— Нет. Теща.

— Вы точно помните?

— О да, тещу свою покойную я никогда не забуду, — он усмехнулся, — каждое ее слово врезалось в память навечно, так сказать, отпечатано в мозгу каленым железом.

— Ну если каленым железом, я бы хотел услышать подробности. Что именно вам рассказала теща про девочку Любу? Когда, почему и при каких обстоятельствах она вам это рассказывала?

— Обстоятельства были самые неприятные. Это связано с первой попыткой самоубийства. Галя наглоталась таблеток. Впрочем, тут вам лучше поговорить с врачом. Я как тогда ничего не понял, так до сих пор не понимаю. Три раза она пыталась покончить с собой. Сначала таблетки, потом петля, потом окно на десятом этаже. После таблеток, то есть после первой попытки, ее мать рассказала мне историю про погибшую одноклассницу.

— Можно немного подробней? — попросил Арсеньев.

— Да что подробней? Какая-то девочка утонула у Гали на глазах. Кстати, а вы откуда знаете, как ее звали?

— От Светланы Анатольевны. Она считает, что ваша жена убила свою подругу девочку Любу. Нарочно утопила.

— Что? — Рязанцев засмеялся. — Послушайте, ну вы же взрослый человек, и у нас серьезный разговор. Светка не могла вам сказать такую глупость, я даже не желаю это обсуждать, — он фыркнул и потянулся за очередной сигаретой. — так вот, после первой Галиной попытки самоубийства теща, разумеется, во всем обвинила меня. И знаете, в чем конкретно я был виноват? — он сделал торжественную паузу и с кривой улыбкой произнес:

— В том, что уговорил Галю съездить на море. Вы понимаете эту логику? Я нет. До сих пор не понимаю.

— Я не случайно спросил вас, боится ли Галина Дмитриевна воды, — напомнил Арсеньев.

— Да совершенно не боится, чушь это. Все дело в эгоизме тещи и в том, что она всю жизнь пыталась меня уязвить, сделать назло, настраивала Галю против меня. Каждый раз, когда возникала возможность съездить на море всем вместе, теща срочно заболевала, и Галя оставалась в Москве. Но в тот раз я настоял на своем. Вы представить не можете, сколько потребовалось сил и времени, чтобы убедить Галю отправиться всей семьей в Ниццу, на Лазурный берег. Мой друг, Джозеф Хоган, которого вы, Маша, хорошо знаете, пригласил меня с семьей погостить на его вилле. Отказаться значило обидеть Джозефа. Он не хотел слушать никаких возражений. Это было правда замечательно. Только представьте: начало июня, Лазурный берег. Но с Галей с самого начала творилось нечто ужасное. Она вообще не выходила на улицу, сидела в комнате с закрытыми окнами и задернутыми шторами и вела себя совершенно невыносимо. На третий вечер мы собирались пойти ужинать с Джозефом. Он заказал столик в лучшем ресторане на набережной, у самого моря. И можете себе представить, посреди ужина Галя вскочила и убежала, ничего не объясняя. Разумеется, вечер был испорчен. А ночью она заявила, что ей надо срочно лететь в Москву, будто бы она что-то там почувствовала, из ресторана побежала звонить матери, и оказалось, что мать заболела. Знаете, я уже так устал, что не возражал, отвез ее утром в аэропорт и остался с детьми еще на неделю, — он закрыл глаза и принялся массировать виски. — Сколько мне пришлось пережить, какой это был ужас.

— А вам не пришло в голову, что Галина Дмитриевна действительно страдает водобоязнью? — осторожно спросила Маша.

— Ерунда, — он раздраженно махнул рукой, — она бы мне сказала. И потом, ее ведь обследовали врачи, и ни о какой водобоязни речи не было. Все фантазии покойной тещи, и хватит об этом. Когда мы вернулись, я узнал, что Галя пыталась покончить с собой, выпила таблеток десять снотворного. К счастью, с ней рядом была Света. Она вовремя почуяла неладное и сделала все, что нужно.

— Вызвала “скорую”?

— А? Нет, она справилась сама.

— Как это?

— Промыла Гале желудок, и все. Если сделать это сразу, то ничего страшного. Нет, вы поймите, я очень известный человек, тогда шла предвыборная кампания, и если бы стало известно, что моя жена пыталась покончить с собой…

— Да-да, это понятно, — кивнула Маша, — скажите, Галина Дмитриевна как-то потом объяснила свой поступок?

— Нет. Она все отрицала. То есть она сказала, что ничего не помнит, ей казалось, будто она просто приняла перед сном несколько таблеток валерьянки. А вообще, знаете, все, что касается Галиной болезни, вам может рассказать ее лечащий врач. Мне тяжело это вспоминать, учитывая мое состояние…

— Погодите, получается, что единственным свидетелем первой попытки была Лисова? — перебил его Арсеньев. — А вторая попытка? Вы сказали, это была петля?

— Ну да, примерно через полгода после случая с таблетками она пыталась повеситься здесь, на чердаке.