Чувство реальности. Том 2

— Поймите, он бесится от страха, от усталости, — покачал головой Григорьев, — все его поступки продиктованы желанием не победить, а уцелеть. Если он действительно заказал Бриттена, а заодно Кравцову, ему сейчас очень страшно, возможно, как никогда в жизни. Он в тупике. Так предложите ему выход. И не забывайте, чтобы воспользоваться своей страховкой, сдать агентурную сеть, он должен либо умереть, либо явиться с повинной. Вряд ли он этого хочет.

Кумарин резко поднялся и посмотрел на Григорьева сверху вниз.

— А вы молодец, как всегда. Остается последний вопрос. Кто возьмется передать ему это разумное предложение?

— Ну тут у вас большой выбор, — Григорьев улыбнулся и развел руками, — тут я пас.

— Мне кажется, лучше всего с этой задачей справится ваша дочь, — нервная улыбка задрожала где-то внутри бороды, и тут же исчезла, — я же сказал с самого начала: цепочка должна быть самой короткой — я, вы, Маша. То есть мисс Григ.

Григорьев медленно поднялся со скамейки и встал напротив Кумарина. Он был готов к такому повороту и потому ответил вполне спокойно:

— Нет. Она этого делать не будет.

— Он знает о вас, и если его не остановить, он сдаст всех, вас в первую очередь, — сказал Кумарин.

— М-м, — помотал головой Григорьев и широко улыбнулся, — обо мне он ничего не знает. Сейчас вы блефуете, Всеволод Сергеевич. Это не ваш стиль. Никакой связи с Машей я вам не обеспечу. А без меня вы к ней не подберетесь, поскольку она не поверит и воспримет это как провокацию. Моя дочь вам нужна не потому, что цепочка должна быть короткой. Просто вы хотите получить дополнительные гарантии моей преданности. Все вам мало. У вас за многие годы руководящей работы развилась колоссальная мания величия. Вы создали гигантскую, мощную структуру, которая сожрала не только все ваши силы, но и разум. Вы правда похожи на человека, который, имея миллионы, вынужден ночевать под мостом, поскольку опасается, что в собственной постели его зарежут. Но это все лирика. Если я вас правильно понял, Ловуд как агент вас больше не интересует. Вы хотите от него избавиться, но не знаете, как это сделать, поскольку он подстраховался, верно?

— Да! — вскрикнул Кумарин. — Сколько можно повторять одно и то же? Допустим, вы правы. О вас он не знает. Но другие…

— Не кричите, Всеволод Сергеевич, — Григорьев приложил палец губам, — мы все-таки здесь не одни, — он наклонился к уху Кумарина и прошептал чуть слышно:

— Есть решение более радикальное. Надо просто аннулировать его страховку.

— Как это? — Кумарин отстранился и уставился на него несчастными больными глазами.

— Вы многие годы морочили голову бедняге Билли, подставляя в качестве маленьких фальшивых “колокольчиков” невинных, честных людей. Вы посеяли смуту в его душе, теперь пора снимать урожай. Если вы не будете мне мешать, я сделаю это. Я попробую убедить Макмерфи, что информация об агентурной сети, которую использует для своей страховки Стивен Ловуд, — очередная “деза”. Все агенты на самом деле честные сотрудники, которых вы хотите подставить оптом. Правда, это станет концом многолетней игры, и Макмерфи будет считать, что вышел из нее победителем. Вас это, как, не огорчит?

— Думаете, получится? — Кумарин встряхнулся, глаза живо заблестели. — Но каким образом вы собираетесь это сделать?

— Потом отчитаюсь, очень подробно, — усмехнулся Григорьев, — но хочу вас предупредить, Всеволод Сергеевич. Если еще раз вы попытаетесь нарушить ваше бесценное честное слово, я просто, явлюсь к Биллу Макмерфи с повинной. И тогда вы проиграете в многолетнем поединке, потому что на самом деле мы оба знаем, что настоящий и единственный ваш Колокол — это я. Остальные лишь статисты. Колокольчики.

Григорьев посадил в сумку своего Христофора и зашагал по лужайке мимо озера, к выходу из парка, не оглядываясь.

Глава 34

"Опель” Арсеньева медленно ехал по пустынной Москве. Светало. Маша пересела на переднее сиденье, закуталась в одеяло. Ее знобило, она продолжала разговор на автопилоте, почти ничего не соображая от усталости, но остановиться не могла. В руках у нее был конверт с фотографиями. Ссадины на лице убитой девушки напоминали следы от содранного пластыря.

Маша спросила об этом у Арсеньева, он сказал: да, действительно, эксперт уверяет, что рот ей залепили пластырем, а губы накрашены уже после убийства, очень стойкой помадой.

— Не исключено, что это серия? — осторожно уточнила Маша.

— Наверное, — кивнул он, — если, конечно, не белая горячка.

— То есть?

— Эксперт сильно пьет и любит пофантазировать. Слушайте, а откуда вы столько всего знаете? — спросил он, как будто проснувшись, — Как вам удалось раскрутить несчастную проститутку? Почему вы сразу решили, что если убийца заклеил жертве рот лейкопластырем, значит это серия?