Чувство реальности

– Нет, – Лисова помотала головой, – я про это ничего не знаю. Шубу я видела, а машину нет.

– Так, погодите, а когда она купила новую шубу?

– Недавно. Недели две назад. Я запомнила потому, что она полдня при мне разгуливала в ней по квартире, крутилась перед зеркалом.

– Ну ладно, – вздохнул Арсеньев, – вы не могли бы вспомнить, кто в последнее время приходил к Кравцовой в гости?

– Да у нее постоянно толклись люди. Мне они не представлялись. А последним приходил этот американец, как вы понимаете, – она многозначительно поджала губы и добавила чуть слышно: – Пришел и остался навечно.

– Вы видите в этом нечто символическое?

– Ничего я в этом не вижу, кроме грязного разврата.

– Вы хотите сказать, они оба получили по заслугам? – вкрадчиво уточнил Арсеньев.

– У вас есть санкция на допрос? – быстро спросила Лисова, и лицо ее покрылось пятнами.

– А что, беседовать с вами возможно только при наличии официального документа? Светлана Анатольевна, чем объяснить такую враждебность? Вы понимаете, что произошло убийство, и я общаюсь с вами, задаю вопросы вовсе не для собственного удовольствия. Санкции у меня с собой нет. Но у вас дома, в вашем почтовом ящике, лежит официальная повестка, на которую вы никак не откликнулись. Если хотите, я могу сейчас позвонить в прокуратуру..

– Не надо, – перебила она и вскинула руку, – я понимаю, что веду себя неправильно, с вашей точки зрения. Но поймите и вы меня. Мне пришлось пережить тяжелое нервное потрясение. Это во-первых. Во-вторых, я не привыкла сплетничать. Так уж я воспитана. Не умею рассказывать посторонним ни о своей, ни о чужой личной жизни.

– Это замечательное качество, – кивнул Арсеньев, – оно, безусловно, заслуживает уважения. Но, еще раз повторяю, речь идет об убийстве. И нам не обойтись без вашей помощи. Скажите, когда собирались гости, здесь, или у Кравцовой, кто обычно снимал на любительскую камеру?

– Феликс. Сотрудник пресс-центра. Заместитель Кравцовой. Кажется, его фамилия Нечаев.

– Светлана Анатольевна, почему при первой нашей встрече вы отказались ответить, где работала убитая?

– Я не знаю, чего вы от меня хотите, – она вскочила, прошлась по веранде, остановилась у окна, извлекла откуда-то бумажную салфетку и принялась стирать невидимое пятно на стекле.

– Вы очень нужны были нам, когда мы проводили обыск. Лучше вас никто не знает, где что могло лежать в доме Виктории Кравцовой. Даже сама Виктория.

– Кто вам это сказал?

– Евгений Николаевич.

Она все еще стояла к нему спиной и так резко дернулась от его слов, будто ее ударило током. На веранде был полумрак. Яблони подступали вплотную к окнам. Арсеньев заметил выключатель, повернул его, и веранда залилась светом. Лисова заметалась в своей шали, словно летучая мышь. Сначала кинулась к большому, стилизованному под старину телефону, который стоял на этажерке в углу, схватила трубку, тут же ее бросила, потом полетела к комоду, так и не поворачиваясь лицом к Арсеньеву, схватила толстую книгу. Это был телефонный справочник.

– Светлана Анатольевна, с вами все в порядке?

Она, не отвечая, принялась лихорадочно листать справочник.

– Вы что-то ищете? Я могу вам помочь? – осторожно спросил Арсеньев.

– Он не мог такое сказать! – она плюхнула открытый справочник на комод страницами вниз и резко развернулась. – Женя вам такого сказать не мог. Я не верю.

– Светлана Анатольевна, пожалуйста, успокойтесь. Вы собирались позвонить ему и выяснить, говорил он это или нет? – догадался Арсеньев. – Вы знаете, куда он уехал?

– Он не мог такое сказать, – повторила она чуть слышно, и при ярком свете стало видно, что макияж наложен нелепо, неумело, она раскрашена, как старая кукла. В глазах набухали слезы, вместе с ними по щекам потекла тушь.

– Но в этом нет ничего плохого, – попытался утешить ее Арсеньев, – Евгений Николаевич не хотел вас обидеть.

– Правильно, – она согласно кивнула и опустилась в кресло, – ничего плохого. Наоборот, это даже лестно. Так говорят о добросовестной, честной прислуге. О прислуге, понимаете вы или нет?

Арсеньев встал, подошел к комоду. Справочник был раскрыт на разделе «Рестораны». Значит, их светлость отправились обедать и расслабляться, забыв про назначенное время.

– Так в какой ресторан поехал Евгений Николаевич? – спросил он небрежно.

– Я не знаю, – она всхлипнула и помотала головой, – он не сказал мне.

– Но вы же собирались звонить?

– Нет. Это я так, машинально. Не надо его тревожить. Он скоро вернется, дайте ему спокойно покушать.

Она сидела и плакала. Сане было искренне ее жаль. Ее рыдания казались такими же нарочитыми и неумелыми, как макияж, как вся она, в дорогом, явно тесноватом платье, с крашеными волосами, в жемчугах и с поэтической шалью на плечах. Еще при первой встрече он заметил, как быстро меняется у нее настроение. За сентиментальными рыданиями следуют сухая отчужденность, враждебность, агрессия, затем апатия. И все кажется фальшивым, наигранным, хотя возможно, за этим стоят реальные живые чувства. Просто она не умеет их выразить по-другому.