Чувство Родины. Стихи и поэмы

СОЛНЕЧНЫЕ КОЛОДЦЫ

В колодцах солнца не бывает.
Бывают звезды.
Иногда.
И все же — солнечна вода!

Она в жару

Не убывает,
Не убывает
В холода.

И сколь ни черпай,

Не убудет,
Не потемнеет и во мгле…

Тропинки проторили люди

Ко всем колодцам на земле.

И хоть не храмами с крестами

Они стоят всегда чисты,
Ты без поклона
Не достанешь
И капельки живой воды.

Не той,

Которая по трубам
Дойдет до крана и молчит,
А той,
Что там, в глубинах сруба,
Сердечком солнечным
Стучит.

И так стучит она от века,

Не умолкая никогда.
В жару
Напоит человека
И обогреет
В холода.

И в час,

Когда заря по кленам
Скользит
И тонет в высоте,
Россия
Отдает поклоны
Живой колодезной воде.

«Прохладный запах розовой сирени…»

Прохладный запах розовой сирени
Уводит в мир, далекий от стихов…
Я прислонюсь
К теплу твоих коленей
И не проснусь
До первых петухов.
Мир соловью с его страдой весенней,
Мир тишине полей и городов!
Твои колени
Пахнут свежим сеном
И первым медом полевых цветов.
Вот видишь, вновь заговорил стихами,
Не потому, что соловей поет:
Ты вся —
Весна,
Ты вся — мое дыханье,
Тепло мое, желание мое!
Вот и рассвет, просторы оглашая,
Зовет меня, приблизившись к мечте,
Писать,
Стихи с волненьем посвящая
Твоей высокой русской красоте.

ГЛИНКА В ДОРОГЕ

Егору Исаеву

Где-то там, за спиной,
Остаются его домочадцы.
К ним в раскрытые окна
Влетает пушок тополей.
— Сторонитесь, леса,
Дайте Глинке промчаться!
— Полно, Яков, коней пожалей… —
И, от бега устав,
Кони сами на шаг переходят.
А июньское солнце
Плывет в океане берез,
И слуга не спеша
Говорит о хорошей погоде,
И верста за верстой
Уползает из-под колес.
В мире много лесов,
Много солнца и пашен,
Много песен,
Но в каждой печаль и тоска.
— Спел бы, Яков,
Хорошее что-нибудь, наше…
— Это можно.
Дорога еще далека… —
Да, наверное, в песне
Заложена добрая сила,
Если Яков поет,
Не стыдясь накипающих слез.
Плачет старый слуга, —
Значит, плачет Россия!
И верста за верстой
Уползает из-под колес.
Яков смолк.
Обернулся:
— К дождю, видно, парит. —
Глинка смотрит куда-то,
Роняя слезу невзначай.
— Ты, Михайло Иваныч,
И барин и вроде не барин.
— Что? Ах, да. Как угодно тебе
                                                      величай. —
И проселочный тракт.
В перелеске спешит затеряться,
И гроза, приближаясь,
Тревожит бездонную высь.
— Сторонитесь, леса,
Дайте Глинке промчаться!
Эх, Михайло Иваныч,
Держись!

ВЫ КОГДА-НИБУДЬ СЛЫШАЛИ!

1