Чувство Святости (СИ)

Умение активно воспринимать, осознавать типичное в жизни, классифицировать и обобщать важно для науки и философии. Философия, однако, по определению Давида Анахта, армянского философа IV- го века, последователя учения Сократа, - выше науки и является "наукой наук и искусством искусств". Для настоящего художника подвести сознание к его последней черте не только научными приёмами, но и приёмами искусства, максимально сблизить его с жизнью - высшая творческая задача. В таком творчестве рождается новая жизнь: то, что открылось подвижнику, через художественные символы отражается во взоре созерцающего и через него проникает в жизнь человечества.

Есть и высшая задача искусства, решить которую удаётся немногим - тем лишь, кто не ограничивается одним лишь восприятием произведений искусства, но кто сам их творит. В творчестве жизнь художника наполняется новым смыслом. Подвижник постигает то, что до сих пор не замечал ни он сам, ни, порою, никто до него. В самом себе он обнаруживает бездонный колодезь, погружаясь в который, с трепетом выносит наружу нетронутые самородки таланта, извлекает на свет бриллианты, рассматривая которые позже привычным взором, сам поражается их красотою и неповторимостью.

Так происходит глубинный процесс самопознания...

Не всё оказывается возможным постичь рационально, не всё возможно воспринять как типичное в ряду явлений действительности. Порою мы сталкиваемся с индивидуальным, неповторимым, единичным, не подводимым под классификацию. Наш разум в безмолвии умолкает уступая место иному способу восприятия. И тогда научное мышление уступает место художественному, понятие - образу, магический обман - мистике.

Не все люди оказываются способными к образному художественному восприятию и, тем более, творчеству. Иначе бы не было на свете Колумба и Петра Великого. Что говорить, даже и творческий человек, порою обнаруживает в себе безразличие, пустоту, утрату интереса в восприятии окружающего мира, депрессию... Но и это необходимо. Иначе творчество не было бы до конца прочувствовано, являлось бы дилетантски поверхностным. К сожалению, примеров таковому - множество.

28.

Для большого литературного произведения необходима постоянная внутренняя "нить Ариадны" или линия, придерживаясь которой художник остаётся всегда верен себе, а его произведение постоянным и выдержанным внутренне на всём его протяжении как идейно, так и стилистически. Причём, эта "линия" не должна быть просто формальной, продиктованной редактурными, цензурными или иными объективными соображениями. Стиль, форма и прочее будут являться как раз материализацией этой внутренней линии. Эта внутренняя линия - позиция автора. В ней находится синкретика мировоззрения и миросозерцания, единство идеи и чувства. Она - вдохновение, которое сопровождает рациональные действия писателя, растворяет всякий его рационализм в сердце.

Если не почувствовал эту "линию". То нечего и браться писать. Она - свет, посредством которого концентрированно видно всё произведение целиком. Она подобна вере, которая сдвигает горы и которая как бы называет "несуществующее, как существующее" (Рим. 4,17), из "несуществующего" творит "существующее"...

Бывает так, что человек, хорошо понимающий природу вдохновения, самого вдохновения оказывается лишён. Можно говорить о полифонии или монологичности позиции автора, об архетипах, тенденциозности произведения и прочих литературоведческих тонкостях, о которых не всякий художник и ведает, когда творит (что не мешает ему быть художником), - но при этом оставаться неспособным к художественному творчеству. Таковы зачастую талантливые критики, но бездарные художники. Как ни парадоксально, сами не создав ничего значительно, они в своих наукообразных рецензиях берутся судить тех, кто своим творчеством сдвигает горы...

Если нет такой внутренней линии, то необходимо направить усилия на её поиски. Мы уже говорили, что творчество - это один из способов расширения сознания. Вот почему вопросы, связанные с творчеством, близко соприкасабтся с нашей темой. Не обязательно быть первым в творческом процессе, но необходимо быть творческой личностью, необходимо приложить усилие, чтобы обнаружить в себе глубину.

О чём может нам поведать шизофреник? О чём может писать тот, кто не имеет своего выстраданного ответа на вопросы, которые он ставит в своём произведении? Ответ, впрочем, вовсе не обязателен. Никто не любит выслушивать мораль. Но "страдание", или, скажем, "модальность", то есть отношение художника к поднимаемому вопросу, необходимо.

Через творчество больших художников, через всю их личную судьбу проходит эта линия, на которой они прочно стоят, подобно великану, вошедшему в прибрежные волны волнующегося волнами моря. Кто повыше, тот заходит глубже.