Чувство времени (СИ)

— Понимаю, Гевор, — согласился я глухо. — Уходи. Эхо того, что ты делаешь, меняет тебя, и эти изменения не идут на пользу. Ты говорил, что поступаешь со мной сдержано из уважения, но и я не хочу видеть тебя таким. Ты пробовал меня на крепость многие дни, ты смотрел на меня участливо и доказывал всякий раз, что я сам виноват, а ты — лишь жертва происходящего. Я поверил тебе Гевор! Высшие тебя возьми, я виноват в том, что позволил сунуть себя в этот подвал! И я заплачу за свою глупость! И я заплачу сполна.

— Знаешь, ты свихнулся, — сообщил мне маг земли, качая головой. Он казался подавленным. — Я раз за разом предлагаю тебе спасти свою жизнь, сохранить свое тело, но ты отклоняешь мои щедрые предложения. И я начинаю понимать, что дело не в твоей жажде сохранить тайну, но в чем-то другом. Страхе или слепом фанатизме, помутившем твой рассудок. Что-то ломается в человеке, когда он готов отрицать желание жить. В манере наших предков было такое: детей, на ранних годах жизни обнаруживающих признаки нерационального поведения приносить в жертву Гуранатану. Такие как ты, если только не находят в себе достаточно хитрости, умирают, так и не познав мира.

Я правильно понял Гевора, и тихо спросил:

— А как же маги Оплота и их одержимость знаниями?

— Тем повезло, кто вошел в эти стены, — уклончиво ответил маг земли. — Но ты прав, — его пальцы зашевелились в воздухе, странно, нервно, будто он выискивал какие-то видимые лишь ему струны или отбивал неслышимый мотив.

— Говорят, что мы связаны с Древними нерушимой связью, — видя, что Гевор вновь задумался, сказал я. — Это так. Драконы чувствуют такую же боль, какую чувствуем мы, но ныне мне не с кем разделить даже свое одиночество. Потеряв своего человека, Древний испытывает боль, во сто крат превышающую ту, на которую ты все время намекаешь, угрожая отрезать мне руку. Потерять часть себя, даже больше, вот на что ты хочешь обречь дракона.

— Пусть только прилетит, и мы предоставим ему нового человека. Любого из нас, — маг земли попытался рассмеяться, но в его словах я чувствовал неуверенность.

— Он сойдет с ума, — подсказал я. — И будет самой смертью.

— Ну что же, тогда нам придется его убить…

— И, без сомнения, это будет самой большой ошибкой, которую вы можете совершить. Они — вместилища такого количества энергии, что выплеснутая в наш мир, она нанесет неимоверные разрушения, и некому будет совладать со вставшей на дыбы землей и обезумевшим ветром.

— Говори, — подбодрил меня Гевор, — говори, Демиан.

— Отстранись, — попросил я мягко. — Убеди учителей Тура или найди другой способ все исправить. С каждым ударом наших сердец приближается момент, когда важность тебя или меня иссякнет. Не надо, не допусти этого! Или уходи. Дай Риффату попробовать свои силы. Уверен, он будет удивлен, но и удовлетворен также.

Гевор встал, отвернулся. Его руки были опущены, а пальцы сжаты в кулаки. Ему было не явно то, что как он работает над моим телом и сознанием, так и я, затрагивая струны его мировоззрения и убеждений, переделываю под себя палача. Сейчас, настаивая на том, чтобы он ушел, освободив себя от этого тяжелого труда, я выбирал не способ обречь себя на большие мучения, но попытку избежать еще более страшной участи. Потому что я верил Гевору: Риффат был намного страшнее.

И пусть я распоряжался куда меньшим количеством инструментов, а след их прикосновения был едва уловим, но я прикладывал их со всей мудростью, на которую был способен.

— Сегодня и завтра ты отдохнешь, — подвел итог маг земли. Он был хмур, как туча, и отводил глаза, будто опасался, что я пойму его. — А потом я приду, Демиан. И буду делать все необходимое еще лучше, чтобы помочь тебе открыться. Я не отдам тебя Риффату, это будет слишком, но учти: мои умения так же страшны, как его. И я не остановлюсь. Два дня, Демиан, это все, что у тебя осталось. Если ты не решишься, что же, утеряешь и мое уважение.

Он резко развернулся и вышел, не заперев за собой решетку, будто приглашая меня выйти в объятия големов, словно ища повод для еще большей жестокости. И все же это было не предложение побега, не помощь, в которой я отчаянно нуждался, но очередная холодная насмешка. Гевор внезапно лишил меня той надежды, с которой день ото дня я ощупывал брошенные на пол травы, пытаясь найти твердый стебель или ветку, чтобы попытаться отомкнуть замок.

«Ну конечно он знал», — глядя на приоткрытую решетку, сказал я себе и вновь углубился в изучение браслета.

Я кричал от боли. Может быть, впервые в жизни.

Больше не было песочных часов и такой желанной последней песчинки, не было ни смысла, ни сил молчать. Теперь передышки приносили лишь дополнительные муки, потому что раз за разом возвращали меня к действительности. В умелых руках Гевора вода превратилась в беспощадного, разгоряченного палача.