По залу прошел шепоток. Все, кто не спал и был достаточно трезв, смотрели на нас, но не было в их взглядах ни радости, ни надежды. В людях чувствовалась загнанная обреченность и рождаемая ею злость.
«Маги, это маги бастиона», — повторяли голоса.
— Вернулся, — согласился Мастер и бесцеремонно сдвинул сидящих за крайним столом мужчин плотнее по лавке. Те и не подумали уступать ему место, но, прижавшись друг к другу, освободили небольшой край, куда маг тут же усадил промокшую, дрожащую всем телом Марику. Я вспомнил, как во время шторма она вылетела на палубу, чтобы поднять меня, свалившегося за борт и раскачивающегося над волной на канате.
«Нужно заканчивать с этим, — подумал я равнодушно. — Пришло время действия. Сейчас разберемся здесь, потом с ней, потом… с Фортом. В мыслях все было просто, последовательно и понятно. В действительности могли возникнуть проблемы, но пока я предпочитал закрывать на это глаза.
Мастер, уставившись на хозяина таверны, потребовал:
— Чего застыл как табурет? Размести нас и собери поесть и выпить, или в Широкой бухте уже позабыли все законы гостеприимства?
— Так нет мест, дори, — замялся хозяин. Было видно, что никто, и он в том числе, не рад появлению ночных посетителей, но противится он не решался и мялся, тиская заляпанный, весь в пятнах жира и гари фартук. — Смотрите, народу сколько пережидает. Мы же не гоним теперь никого. Как сумерки, так грех выгнать на улицу. Считай, человека убить. То же самое, что зарезать, только страшнее. Да вон на полу уголок есть…
— Матиас, — грозно произнес Мастер. — Девочку надо переодеть в сухое, накормить и уложить в кровать.
Кто-то из сидящих в таверне громко гоготнул, но вокруг весельчака зашикали, утихомиривая.
— К женушке можно, — как-то нехотя согласился хозяин.
— Женушка твоя спустится и приготовит мне завтрак или ужин, как ей будет угодно, а комнату отдаст девочке и под наши вещи, — спокойно сообщил Мастер. — Веди, Матиас, прояви радушие, пока я не начал проявлять раздражение.
Матиас вздохнул, но спорить не стал, махнул здоровой рукой, призывая следовать за ним. Подхвативший все сумки Мастер и Марика пошли наверх в полной тишине, только ступени под их ногами неприятно скрипели. Верхний балкон увел их из залы к комнатам постоялого двора, что находились на втором этаже.
— Все занято, — зевнув, сказал один из запиравших дверь стражей. — Каждый уголок, каждый закуток, каждый дом или таверна набиты битком или заперты на ключ. Так теперь всегда, но думаю, ненадолго. Убегут люди, чего им тут ютиться? Что они тут забыли?
Я сел за стол туда, где осталось мокрое пятно от платья Марики, вытянул ноющую ногу и добродушно улыбнулся:
— Не найдется ли у вас по кружечке пива для ночных путников, избежавших страшной опасности, и чего-нибудь перекусить?
— От чего же? Найдется.
Ободренные совсем другим отношением, польщенные просительными нотками, люди зашевелились. За столом еще подвинулись, освобождая куда больше свободного места, загремели кружки. Таверна, напуганная нашим вторжением, теперь оживала на глазах.
— То дори Демиан, — зашептали за столами. — Помолодел-то как…
— Вернулся с юга, у них там растирания такие, что сразу молодеешь.
Шепотки заполнили залу, но, как это обычно бывает, в гул не переросли и не прерывались резкими всплесками хохота — лишь тихим хихиканьем. Люди «пережидали», и это отчетливо чувствовалось в напряженном ожидании рассвета.
За окнами таверны, наглухо закрытыми ставнями, по-прежнему шел дождь.
Ален почти сразу оторвался от нас, завидев кого-то знакомого, и ушел в темный угол, где торопливо шептались и переругивались, а вот Гевор присел рядом, оглядывая незнакомых ему людей с тревожным любопытством. Местные отчетливо видели в нем чужака, подолгу задерживая взгляды на его смуглой коже и нехарактерных для материка чертах лица.
Раньше, когда Широкая бухта кишела торговым людом, к подобным лицам относились с привычным равнодушием. Мало ли моряков из далеких стран заходило в порт на ночь и по утру уводило свои корабли дальше? Но теперь, похоже, все изменилось. Две луны назад мы покинули бухту. Тогда, собираясь взойти на борт Бегущей, я оглядывал порт и людей, наполнявших его, с брезгливым превосходством и легким раздражением. Теперь я внимательнее вглядывался в окружившие меня лица и думал о том, как правильно поступать и что нужно говорить.
Нет, конечно, в порту, да и в Форте, не увидишь белощеких женщин, какие часто вступают под своды дворца Серителли, прикрываясь большими тканевыми зонтами. Белоснежная кожа, оттененная розовой пудрой, это удел придворных дам и господ.
Моряки и простолюдины народ загорелый и грубоватый, но, похоже, островитянину все же придется немного осветлить лицо и руки, иначе каждый прохожий станет показывать на него пальцем. Это можно сделать отваром из нескольких трав, которые легко достать в лавке любого травника. Не думаю, что порт настолько опустел, что с восходом солнца рыночная площадь останется в тишине…