Чувство, заточенное в сталь

– Да, мы вместе с ним работали над техникой серебряных сердец…

– Вы говорили, что у меня сердце из стали…

– Так и есть, – она мягко улыбнулась ему, от чего на щеках появились ямочки. – Но обычно для воскрешения мы используем серебро как самый драгоценный из металлов. Но на поле боя ничего серебряного у меня под рукой не было, вот и пришлось отломать кусочек от собственного стального кинжала.

– А почему вы именно меня воскресили? Уверен, на поле боя было множество других воинов…

Эвелин вновь удивленно посмотрела на своего слугу.

– Никто из них не сражался так свирепо и так умело, как ты. А мне нужен был очень хороший воин, чтобы заменить троих утраченных. И нужен был срочно… Ты хочешь спросить еще что-нибудь?

– Пока не понял.

Эвелин тяжко вздохнула и пробормотала себе под нос что-то про повреждение мозга. Еще раз осмотрела его руки.

– Завтра же отправляемся к хозяевам леса. Не хватает еще, чтобы ты разлагаться начал…

– Моя госпожа…– он хотел сказать что-нибудь утешающее, поскольку на глазах у нее появились слезы. – А заменить меня нельзя? – ничего другого он не придумал.

– Нет, —вздохнула она. – Я потратила на тебя последний живительный янтарь и слишком много сил… Но об этом нельзя никому сообщать, ты понял?!

Он понял, что его воскрешение – нарушение ее планов. Что-то тут не так. Хватит изображать тупицу, пора встряхнуться и поразмыслить над сложившейся ситуацией.

– У тебя появились какие-нибудь воспоминания о прошлом? – задала она новый вопрос, отворачиваясь к письменному столу и внося какие-то записи в уже известную ему книгу.

– Нет…

Еще один разочарованный вздох.

– Хотя…

Заинтересованный взгляд, но без особой надежды.

– Эти татуировки на моих руках, их вы сделали?

– Нет, я начертала лишь витаграммы у тебя на груди. Твои руки были изрисованы еще до смерти.

– Здесь написано «Не поддавайся смерти, пока не достигнешь цели», – вытянул он левую руку.

– Где? – она схватила его за запястье и начала разглядывать рисунки на коже слуги. – Не вижу никаких надписей.

– Вот здесь, – он показал своей госпоже на кольцо символов среди прочих орнаментов.

– Этот язык мне не знаком, – медленно проговорила Эвелин. – А остальное – тоже надписи?

– Нет, просто рисунки, кроме вот этой: «Стойкость гор, гибкость снега и смертоносность молнии».

– Похоже на оберег… или заговор… Видимо, ты Эвар, владеешь двумя языками, а знание языка или языков не исчезает после воскрешения, – сказала Эвелин.

– Да, но мне кажется, что это не просто надписи. Я должен был сделать что-то важное, настолько важное, что умирать было нельзя. Первое, что я почувствовал после воскрешения: я должен это сделать. Но не помню, никак не могу вспомнить, что именно.

– Почувствовал? – Эвелин вновь стала записывать в свою книгу, взволнованно спрашивая: – А еще что-нибудь ты чувствуешь?

– Благодарность. И голод.

– Ты хочешь есть?

Она вытаращила на него глаза.

– Вы же сами говорили, что мне нужно будет…

– Необходимость в пище существует, но еще ни один из подопытных не проявлял к ней интереса, поэтому приходится следить, чтобы никто не забыл поесть…

– Смерть смертью, воскрешение воскрешением, а обед по расписанию, – усмехнулся Эвар.

– Ты пошутил сейчас?

– Э-э-э…я думал, что пошутил.

Эвелин с довольным видом принялась строчить в своей книжечке.

– Может быть, все не так плохо, как я думала, – нежно проговорила она, улыбнувшись своему пациенту. – Но лучше перестраховаться. Сегодня отдохнем, а завтра утром отправимся к хозяевам леса. Будем вымаливать тебе настоящий хрустальный доспех!

***

Леди Эвелин, укутанная в свой бархатный балахон, твердым уверенным шагом продвигалась по запутанным тропам между древними, но могучими деревьями, которые, несмотря на покрытую морщинами кору и поседевшие бороды клочковатого мха, смотрелись могущественно и даже угрожающе. Эвар про себя проклинал громоздкую сумку, висящую у него на плече: в случае опасности он потеряет несколько драгоценных мгновений, чтобы сбросить ее и выхватить меч. Когда он спросил, что в этой сумке, госпожа просто ответила: «Дань».

Ему не было страшно, ледяное спокойствие окутывало его разум и душу, если таковая еще в нем оставалась. Но быть настороже – это теперь его работа. Сео до смерти был придворным и мало понимал в военном деле, Иль же бывалый вояка, но госпожа по каким-то причинам предпочитала, чтобы он стоял цербером у врат ее башни.

Он еще раз поправил сумку на своем плече, внимательно осматриваясь по сторонам, стараясь запомнить ориентиры на их пути. Госпожа замедлила шаг, чуть приподняв ладони с изогнутыми пальцами, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам. Эвар тоже прислушался: пару раз чирикнули птицы, где-то в позолоченных осенью кронах прошуршал ветер, а неподалеку умиротворенно журчал ручей. Что же вызывает у него ощущение опасности?

Госпожа остановилась у маленького пруда, заросшего тиной, камышом и ряской. Именно к нему стремился маленький ручей, изгибаясь между поросшими мхом валунами и подныривая под вздымающиеся из земли мощные корни древних деревьев. Сам же пруд уютно устроился у корней огромного дуба.