Снотворное принимать не бросаю, зато бросаю пить вино (со вчерашнего дня).
Пост начался хорошо. Написал первые страницы романа [432] , и тоже очень хорошо. «Уайт» после воздушных налетов на ремонте. Опустился туман, задымил мой камин, и я сел писать рецензию на книгу Тито, читал корректуру и рассматривал коллажи к «Любви среди развалин», книги, которая постепенно становится только моей.
Покончил с неотложными делами и поехал в Меллз. Туман, холодно. Лора отвезла меня в Таунсайд, где, напоив водой и несъедобной рыбой, меня призвали выступить перед зевающими учениками, собравшимися в лекционном зале, с рассказом о Тито, который, признаться, мне сильно надоел. Из зала – в холл, где воздухонагреватель не выполнял свои обязанности и воздуха не нагревал. Пил виски, которое я терпеть не могу, и беседовал с учениками, курившими сигареты и пившими шерри. Такси опоздало на три четверти часа, и монахи уж не чаяли, как бы поскорей меня спровадить. <…>Выздоравливал медленно, почти всю неделю, а Лора тем временем заболевала. Приехав в Лондон, написал Маггериджу [433] , не хочет ли он напечатать статью, в которой доказывается, что Тито – женщина. Прислал телеграмму, что хочет. Я написал – получилось не ахти. Он струсил: сказал, что напечатает статью только после отъезда Тито. Статью забрал.
В четверг дал интервью очень приличному репортеру из «Санди кроникл» – и опять про Тито. По словам репортера службы, безопасности в ужасе: югославы настаивают на пуленепробиваемом автомобиле, засекреченной резиденции, засекреченном списке встреч. Герцога Норфолкского уговорили выступить с протестом. Если даже мне до смерти надоела эта история, то представляю, как она надоела политикам. Приезжает Тито морем, и его приезд уже обошелся нам тремя военными самолетами, которые будут сопровождать его из Гибралтара.
Вчера кончил «декорации» к «Развалинам» («Любовь среди развалин». –