«Чувствую себя очень зыбко…»

Присуждение Нобелевской премии Бунину радостно было встречено всеми русскими, без различия взглядов. Для них это был прежде всего р у с с к и й праздник – едва ли не первый после долгих лет, когда приходилось выносить лишь удары судьбы… В день получения известия о присуждении Нобелевской премии русскому писателю русские лица сияли. Это для всех них было прежде всего признанием русской литературы, того вклада, который она сделала в общечеловеческую культуру, – независимо от преходящих влияний той или другой политической власти, того или другого политического течения. Именно поэтому, по словам одного французского писателя, сделанный шведской Академией в Стокгольме выбор “приобретал глубоко патетическое значение”. Превыше всех мелких разногласий был поставлен талант и его высший носитель – человек. Как сказал во время своего чествования в Стокгольме сам Бунин: “И при наличии самых разных политических, философских и религиозных взглядов есть нечто связывающее всех людей: это то уважение к свободе мысли, к свободе совести, которое является общим достоянием людей, основой их цивилизованного бытия”.

Нобелевская премия русскому писателю оказалась символична: из всех возможных кандидатов Бунин был единственный, за которым не могло стоять никакой силы, никаких внушений или влияний. Тем более неожиданным должно было всем показаться присуждение Нобелевской премии именно ему: преодолены были все политические препятствия, и миру было показано, что русская культура едина и неделима. Шведская Академия присудила премию русской литературе, не считаясь с тем, где находится человек, достойный представлять высшее достижение в общей работе русской литературы. Этим актом был прекращен недостойный и нелепый спор о том, какая литература выше – русская-советская или русская-эмигрантская. Правы оказались те, кто говорили: нет литературы советской, нет литературы эмигрантской – есть литература русская.

И присудив мировую премию человеку, не пожелавшему склониться перед насилием, Шведская Академия лишний раз напомнила, что человечество не может существовать без свободы.

И, может быть, это чувствовалось всеми. Имя Бунина во всех бесчисленных местах русского рассеянья на некоторое время сделалось лозунгом объединения, все споры вокруг него умолкали. Многочисленные в Париже русские шоферы такси, узнавая Бунина, отказывались брать с него деньги, русские рестораны считали за честь посещение их Буниным и старались угостить его на славу, блеснув вовсю русским хлебосольством… В самом Стокгольме, в дни чествования нобелевских лауреатов и передачи им премий шведским королем, Бунин был самым популярным человеком. За все время существования Нобелевской премии, т. е. с 1901 года, ни одного писателя не чествовали с такой сердечностью. Бунин был первым русским писателем, получившим это высшее мировое признание. Осуществилось, наконец, пророческое пожелание Георга Брандеса, сказавшего на закате своих дней: “Я первый обратил внимание в Скандинавии на бездонную глубину русской литературы, и никто более меня не может скорбеть о том, что она до сих пор не получила высокого мирового венчания – Нобелевской премии”.

* * *

Апартамент Бунина в роскошном парижском отеле “Мажестик”. Разговору нашему то и дело мешают: стучат в дверь, приносят какие-то телеграммы, пакеты с газетными вырезками, подают визитные карточки, звонят по телефону.

Приходит один фотограф, другой… Приносят пробные фотографические карточки. – “Это что за индейская старуха? Милый мой, зачем же такие морщины?” – К приятелю: “А ты зачем пришел?” – Приятель (несколько смущенно): “Во-первых, ты сам мне на четыре часа назначил, а затем пришел проститься – я надолго уезжаю”. – “Правда, правда. Но я сейчас ужасно занят важным делом (жест в мою сторону). Ну, Господь с тобой”. – Целуются. Бунин подписывает многочисленные фотографии поклонникам и поклонницам.

Звонит телефон. Издательское бюро. – “Как обстоит дело с изданием полного собрания сочинений на русском языке? Кому переданы американские права?..” Кто-то просит указаний о помещении денег, о списании 20 000 крон со стокгольмского счета, об открытии текущего счета в Париже… Напоминают об обещании помочь “старику”, у которого срок платежа наступает в субботу. – “А не врет он, старик?” – Стучат в дверь. – “Готовы ли гранки французского перевода «Господина из Сан-Франциско»?” – Бунин, в одном жилете – надеть пиджак нет времени! – комично воздевает вверх руки: “Водевиль! Настоящий водевиль!”

* * *

Ниже приведены выдержки из некоторых дословных записей бесед с Буниным того времени. Они позднее были просмотрены им самим, а потому с полным основанием могут считаться авторизованными.