Чужая агония

Сильвия. Если тебе что-то нужно, скажи, я сделаю, что смогу.

Глория. Спасибо… Спасибо.

В дверях с охапкой писем появляется Говард Дерби, почтальон. Пританцовывая, он входит в комнату. Производит впечатление жизнерадостного дурака.

Дерби. Почта! Почта!

Сильвия (оживляясь). Почта! Дай Бог тебе здоровья. Что принес?

Дерби. Как мы сегодня себя чувствуем?

Сильвия. Что-то нашло внезапно, а теперь даже хочется петь.

Дерби. Сегодня пятьдесят три. Одно даже из Ленинграда.

Сильвия. Это от слепой. Бедняжка, бедняжка!

Дерби (разворачивая письма веером, читает). Западная Вирджиния… Гонолулу… Брисбен… Австралия…

Сильвия наугад выбирает одно.

Сильвия. Уилинг, Западная Вирджиния. Кто бы это мог быть? (Ловко вскрывает его с помощью манипуляторов и читает). «Дорогая миссис Лавджой, вы меня, конечно, не знаете, но я только что узнала о вас из «Ридерс дайджест» и вот сижу и не могу сдержать слез… " «Ридерс дайджест»? О, господи, ведь об этом писали еще четырнадцать лет тому назад. Неужели она только что узнала?

Дерби. «Ридерс дайджест» продолжает публиковать материалы, посвященные вам. У меня дома лежит журнал десятилетней давности, и я постоянно его перечитываю, когда мне плохо.

Сильвия (продолжая читать). «Я больше никогда не буду жаловаться, что бы ни случилось. Раньше я думала, что несчастнее меня нет человека на свете. Мой муж шесть месяцев назад застрелил свою любовницу, потом застрелился сам. На руках у меня осталось семь детишек, а мне еще надо оплатить кредит за машину. Но после всего того, что я узнала о Вас из журнала, я благодарю судьбу». Прекрасное письмо, правда?

Дерби. Конечно.

Сильвия. Здесь еще есть примечание. «Да благословит Вас Бог». (Кладет письмо на стол). Из Вермонта ничего нет?

Дерби. Вермонта?

Сильвия. В прошлом месяце на меня напала хандра, и, боюсь, я написала довольно глупое, эгоистичное письмо тому молодому доктору, о котором писал «Мир женщины». Мне теперь так стыдно. Со страхом жду от него письма.

Глория. Но что он может сказать? Что?

Сильвия. О тех страданиях, которыми наполнен мир. О тех, кто не знает, где им завтра достать кусок хлеба. О тех, кто настолько беден, что ни разу за свою жизнь не смог обратиться к доктору. А ведь у меня есть все — забота, внимание… к моим услугам последние достижения науки.

Теперь в объективе камеры коридор и дверь в комнату Сильвии. На двери висит табличка «ВСЕГДА ВХОДИТЕ С УЛЫБКОЙ». Франкенштейн с Литтлом стоят перед дверью.

Литтл. Она здесь?

Франкенштейн. Отчасти.

Литтл. И все следуют этой надписи, я уверен.

Франкенштейн. Это составная часть терапии. Собственно, пациент находится здесь.

Из комнаты выходит Глория, плотно закрывает дверь и начинает рыдать.

Франкенштейн (Глории сердито). Не надо так убиваться… А в чем, собственно, дело?

Глория. Дайте ей умереть, доктор Франкенштейн. Ради Бога, дайте ей умереть.

Литтл. Это ее медсестра?

Франкенштейн. Для этого у нее не хватает мозгов. Всего лишь паршивый косметолог. Получает сто зелененьких в неделю только за то, что приводит в порядок ее лицо и укладывает в прическу волосы. Все, красотка, чтоб ноги здесь твоей больше не было.

Глория. Что?

Франкенштейн. Получи расчет и убирайся.

Глория. Мы с миссис Сильвией большие друзья.

Франкенштейн. Можешь потом черкнуть ей пару строк.

Глория. Кроме меня у нее никого нет.

Франкенштейн. Хороша подруга! Ты же только что желала ей смерти.

Глория. Да, я просила — из сострадания.

Франкенштейн. Ты знаешь, что существует рай? Хочешь отправить ее туда?

Глория. Я знаю, что существует ад. Я видела его. Он здесь. Его создали вы.

Франкенштейн. (удивленно молчит, но потом продолжает). О, господи! Что иногда говорят люди.

Глория. Я говорю от имени тех, кто ее любит.

Франкенштейн. Любит?

Глория. Вам не понять, что это такое.