Чужая дуэль

Избавленный от темного кокона храм стал абсолютно прозрачным. Я отчетливо различал темные силуэты бандитов, и более светлые заложников. А еще меня все сильнее жгло понимание того, что с каждым ударом бешено молотящего сердца таяли шансы на спасение невинных людей. И тут, наверное, от отчаяния, пришло внезапное озарение.

Стараясь не думать о последствиях и следуя принципу меньшего зла, я поднял из темных глубин подсознания жуткие детские страхи, смешал их с образами канонических фильмов ужасов и весь этот кошмарный коктейль выплеснул на головы находящихся в церкви.

Результат превзошел самые смелые ожидания. Первым, не обращая никакого внимания на захватчиков, оглушительно визжа, на выход бросились дети. Но и уголовникам было уже не до заложников. Двое самых внушаемых острожников сразу же лишились чувств, а остальные, включая главаря, кинулись врассыпную, спасаясь от чудовищ, порожденных их собственным разумом.

Только окончательно убедившись, что полиция взяла ситуацию под контроль, я позволил себе выпасть из транса и от нахлынувшей слабости поплыл в мутном забытье. За суетой забывший про меня Селиверстов заявился только часа через полтора. Блестя глазами, он прямо с порога возбужденно затараторил:

— Ну, ты даешь! Все самое интересное проспал! Там такое творилось!..

— Случаем, не второе пришествие? — сознательно подначил я околоточного, любопытствуя, как же всё произошедшее смотрелось со стороны обычного человека.

К моменту возвращения полицейского силы начали возвращаться ко мне, а голова совсем прояснилась. Настало время подбивать бабки, и рассказ околоточного мог здорово помочь в этом.

Тем временем, притухший Селиверстов устало опустился на лавку, закурил и уже без прежнего лихорадочного оживления продолжил:

— Можешь надо мной смеяться, но был момент, когда я всерьез решил, что так оно и есть. Особенно, когда с чистого неба молния ударила. Чудом никого не зацепило.

— Тебе не показалось? — недоверчиво прищурился я. — Молния, среди зимы?

— Да вот те крест! — вскинулся околоточный, размашисто осеняя себя крестным знамением. — Своими глазами видел! Вон, прямо посередь церковного двора дыра обугленная осталась вершков пять в поперечнике, да в глубь аршина два, не меньше. Снег вокруг до земли сошел. Не веришь? Сходи сам посмотри.

— Верю, верю, — примирительно поднял я ладони. — Дальше-то, что было?

— А дальше, — Селиверстов нервно затянулся и шумно выпустил табачный дым через ноздри, — дальше вообще форменная чертовщина началась. Поначалу, тотчас после того, как сверкнуло, дурная кровь в голову ударила. В глазах потемнело, а рука сама к револьверу потянулась в кого-нибудь пулю всадить. Хорошо недолго наваждение длилось, а то ей-богу до смертоубийства дошло бы. Дальше — больше. Не успел от одной напасти очухаться, следом новая. Вдруг со всех сторон натуральным могильным холодом повеяло, и такая жуть меня взяла, душа прямиком в пятки провалилась. И побежал бы, куда глаза глядят, да ноги к земле приросли. Народ вокруг на колени повалился, даже мужиков на слезу прошибло. Все думаю, тут жизнь моя и кончится. А из церкви детишки сломя голову несутся. Орут дурниной, зато целые и невредимые. И за ними, представляешь, душегубы с выпученными глазами во главе с одноногим. Я как это увидал, так меня сразу-то и отпустило.

Околоточный прервался, поджег потухшую папиросу, и вдруг, подозрительно смерив меня тяжелым взглядом, выдал:

— Признавайся, Степа, твоя работа?

От неожиданности я выронил только вынутый из кармана портсигар и, с трудом проглотив шершавый комок, вставший поперек горла, ошарашено переспросил:

— Какая работа? Ты вообще о чем?

Продолжая сверлить меня глазами, Селиверстов не отступал:

— Почему со мной не пошел? Зачем в избе остался?

— Петя, — я аккуратно подобрал портсигар и, судорожно соображая, в каком ключе вести острый разговор дальше, мягко поинтересовался: — Ты, видать, запамятовал, что я намедни пулю в грудь схлопотал, а?

— Правильно, схлопотал! — повысил голос не на шутку возбудившийся околоточный. — Любого другого уже десять раз вперед ногами бы вынесли, а ему хоть бы что! Ты, что же получается, колдун?!

Сам того не сознавая, приятель в горячке подсказал, как выкрутиться из того угла, в который он меня загнал. Я, может быть, давно был бы счастлив поделиться с ним своей настоящей историей. Но как, без риска прослыть сумасшедшим, объясниться с человеком XIX века категориями третьего тысячелетия, не говоря уже про контакты с пришельцами? Поэтому, оставалось зацепиться за случайно подаренную им возможность. Разминая папиросу чуть подрагивающими от волнения пальцами, я поймал взгляд околоточного и подчеркнуто небрежно бросил:

— Да — колдун. Теперь тебе стало легче?

Тут настала очередь Селиверстова ронять окурок. Поперхнувшись, он долго откашливался, после чего хрипло выдавил:

— Как колдун? Шутить изволишь?