Чужая душа - потёмки (СИ)

Магистр махнула рукой и быстрым шагом удалилась. Потом, наплевав на степенность, и вовсе побежала.

А я развязала шейный платок, расстегнула рубашку Лазавея, начала массировать, заставляя сердце биться. Чтобы кровь прилила к голове, подняла ему ноги.

Если честно, я мало что могла. Тут бы травы собрать, сварить — а времени нет. Вот и оставалось надеяться, что на очередной зов магистр всё же откликнется.

Когда уже отчаялась, ресницы Лазавея дрогнули, а глаза закрылись. Трупы точно такого не умеют.

К этому времени подоспели Тшольке, некромант и Юлианна и прогнали меня, поручив приготовить постель для больного. Поиском ночлега же занимался Липнер.

Мы остановили выбор на первой попавшейся чистой избе.

Я быстро обустроила лежанку, выпросила разрешения похозяйничать на кухне и, пискнув от радости, узнав о существовании травницы неподалёку, со всех ног припустила к ней.

Ничего удивительного, что, разведя такую бурную деятельность, мы не позволили магистру Лазавею умереть.

Глава 14

Привязанность начинается там, где кончается любовь; неверность начинается там, где кончается привязанность.

Нинон де Ланкло

Даже не верилось, что я вновь в Златории, в Вышграде, Академии магии, целительства и общеобразовательных наук имени святого Йордана. Когда увидела розы перед нашим Студенческим домом, то даже прослезилась. Кинулась нюхать, обнимать цветочки, вызвав усмешку у Липнера, вызвавшегося проводить меня до комнаты.

Традиционная для Академии парочка — студентка Общеобразовательного факультета и алхимик. У нас ведь факультет невест, а у них — женихов. Интересно, сколько девушек в итоге приняли ухаживания замкнутых любителей химии, рун и смертоносных газов? На моей памяти бедняги-алхимики только вздыхали, а мы, ветреные девицы, делали то же самое по боевым магам.

Сама тоже вожу дружбу с любителем поджарить врагов. К слову, вот и Лаэрт. Стоит на крыльце и машет рукой. Улыбается. У кого выпытал, что мы возвращаемся? Официально никто не знал, все уверены, что мучаемся на обыкновенной практике у дружественного народа. Ну да у эльфа (полуэльфа, если быть точной, потому как Лаэрт полукровка) всегда были уши в нужных местах. И не только собственные. Преподаватели его любили.

Заметив мою радость при виде Лаэрта, алхимик скривился, но вещи до крыльца всё же донёс.

— Спасибо, Липнер, как-нибудь увидимся.

Алхимик кивнул и поспешно удалился. Не знаю, что он там подумал, но я сказала это чисто из вежливости. И потому, что Оморон сделал меня, Юлианну и Липнера близкими знакомыми. Но если с магичкой я собиралась поддерживать отношения: сдружились, то алхимика ожидало разочарование — никаких романтических встреч.

— Как Марица? — взбежала на крыльцо, повисла на шее у Лаэрта и взялась за кольцо в пасти горгульи. Не оборачиваясь, знала, что друг прихватит вещи. — Она со Светаной? Гулять пошли?

Дочка… Нет, положа руку на сердце, я не мечтала задушить её в объятиях, не грезила о ней днями и ночами, но просто обнять, убедиться, что всё в порядке, покормить, в конце концов, конечно, хотела. Пусть ребёнок и нежеланный, но я мать, привязана к ней, люблю.

— Нормально, — улыбнулся Лаэрт, магией придержав мне дверь. Надо же, когда познакомились, не умел. Хорошо их муштруют!

С гордостью подумала о том, что в этом есть и моя заслуга: кто ему книги давал, которые выносить за пределы читального зала нельзя?

В холле было, как обычно, прохладно и тихо: лето, все разъехались, только я, горемычная, да друзья остались. Где, к слову, Светана пропадает? Свежий воздух ребёнку полезен, но мать-то нужней. Надеюсь, Марица меня вспомнит. Сколько тут времени прошло?

Оказалось, что месяц — за окном конец июня, самый разгар лета.

Задержавшись у столика для писем, обнаружила два одиноких, адресованных мне. Одно от Хендрика, другое — от матери. Предсказуемо.

Вечнозелёное растение в кадке пробудило чувство жалости: бедняжку давно никто не поливал. Протопала на кухню, накачала воды и щедро плеснула в кадку. Вечная зелень тоже склонна к увяданию, а халатный обслуживающий персонал не удосужился произвести элементарное действие. Пыли нет, а цветочек сохнет. Вот где, спрашивается, логика?

— Лаэрт, мои ключи у тебя? — Магистр Лазавей так поспешно выдернул меня из нашего мира, что я не успела их захватить.

Преподавателю, к слову, лучше, он даже сам дошёл до дома. Зато всю дорогу лежал, грелся на солнышке. А мы трое пристроились рядом, на сене: ехали на телеге.

Друг с готовностью протянул ключ с дощечкой с цифрами номера моей комнаты:

— Думаешь, просто так ждал, караулил? Не оставлю же тебя ночевать на улице до сентября.

— А я бы на улице не ночевала, к тебе бы перебралась, благо твоей сосед укатил к сёстрам. Или в библиотеке спала: защитный контур разомкну без вопросов, горгулья тоже признает. Но спасибо за заботу.

Лаэрт пробурчал, что знал бы, не старался, потому как в городе делать решительно нечего, только пыль глотать. Я не поверила ни единому слову: лукавит по всем пунктам.