Чужая — я (СИ)

Меня начинает мелко потряхивать. Раз мы имеем дело с заядлой отравительницей, я даже знаю, что в моей чашке… Или не знаю, потому что когда Мэри ставит на стол поднос, в меру кровожадно улыбаясь, я обнаруживаю, что внутри пусто. Отравлен весь чайник?

— Разлей, милая, будь добра, — просит Говард Мэри, и та, бросив на него полный обожания взгляд, берется за ручку.

Подвоха не может не быть, потому что эта рыжая стерва никогда не станет молча меня обслуживать, если в том нет ее собственной выгоды (радости?). Налив чашку для Говарда, она куда более резко плещет чай в мою. Пара капель попадает мимо: на блюдце.

— Не обижайтесь на неприветливость Мэри, мисс Райт. У нее были не лучшие недели в больнице. Она еще не до конца восстановилась.

Она пробыла на диализе так долго? Стефан что, рассчитывал своим порошком укокошить всю честную компанию? Впрочем, сейчас я об этом думаю едва-едва. Мое внимание сосредоточено на жидкости, в которой обязан быть яд. Но Говард берет свою чашку и делает глоток. Я вижу, что это не притворство: уровень жидкости и действительно уменьшился. Но как? Мэри разливала из чайника. Может, там потайные отделения, как в шкатулке у фокусника?

Спорю, она спит и видит, как мне отомстит.

— Холодноват, — вздыхает прокурор. — Знаете, я никогда не любил кофе. Десять лет назад я бросил его пить вовсе. И каждый раз удивляюсь, что это мое равнодушие унаследовал не тот сын. — Прекрасная формулировка. Есть Норт, есть «не тот сын». — Ну что ж вы не составите мне компанию, мисс Райт? Наверное, предпочитаете сладкий? Девушки часто любят сладости.

С этим словами он лезет в ящик своего стола и достает оттуда фарфоровое блюдце из того же сервиза, что и чашки, только с двумя круглыми таблетками посередине. Разумеется, это вовсе не сахар.

— Мэри, будь добра, еще раз.

И правда элегантно. Мысль появляется и пропадает, когда «добрая Мэри» опрокидывает обе таблетки в чай. На этот раз мимо чашки ничего не летит. Таблетки растворяются с едва заметным шипением. Должно быть, одна — полный улет. Две — абсолютный передоз.

— Я не буду это пить, — говорю я сипло.

Прокурор подчеркнуто раздраженно вздыхает.

— Мисс Райт, вы, разумеется, можете отказать мне в такой любезности, но у вас так много слабостей. Начиная от вашего упорного стремления сохранить свою репутацию и заканчивая близкими, коих вы развели просто непозволительное количество. Если вы сейчас проявите неуважение, я могу сломать жизнь любого из них. Но на этом все не закончится. Чай или нет, рано или поздно вы сдадитесь.

Мэри вдруг наклоняется ко мне и шипит прямо в ухо:

— Ты выпьешь его и перестанешь отравлять всем жизнь, ничтожество!

— Мэри, не будь грубой! — сердито одергивает ее прокурор. А ведь и правда: за все время наших встреч я ни разу не видела, чтобы Говард вышел из себя. Он всегда подчеркнуто над событиями и простыми смертными. Его ничто не раздражает. Потому что без ложной скромности все контролирует. — Я предпочитаю добрую волю.

Мой мозг лихорадочно ищет пути решения этой проблемы. Я могу встать и выйти из кабинета, не притронувшись к напитку, я могу выплеснуть этот чай в лицо Мэри и посмотреть, не разъест ли его кислотой. Но я совершенно точно понятия не имею, как победить сидящего напротив человека. Его обещания — совсем не пустые. Он действительно не успокоится, пока не отберет у меня все, что мне дорого.

Совершенно неожиданно на меня накатывает такое отчаяние, что впору взять чертов чай и опрокинуть залпом. Сколько еще мне барахтаться в этом кошмаре, силясь выплыть? Следовало цепляться за Хопса как за последнюю спасительную ниточку, но я не смогла ему довериться. Я вообще очень настороженно отношусь к людям, особенно политикам. Но ведь Хопсу точно выгодно, чтобы я жила, а Говарду — напротив. Почему я не подумала об этом раньше? Самонадеянно полагала, что опасность миновала? Что прокурор узнает не сразу?

Он смотрит на меня удовлетворенно, с предвкушением. Даже Мэри заметила мое колебание. Мне нужно, как с матерью, дать им то, чего они хотят. Сделать вид. Если я достаточно быстро опустошу желудок — это поможет? Ах да, можно же в таком случае совсем не выпить чай, выйти из кабинета и направиться к Хопсу. Но сюда уже едет Стефан: я его позвала, подставила. И ничто на этот раз не помешает Говарду дать в СМИ слезливую новость о его сошедшем с праведного пути сыне.

— Мисс Райт, — теряет терпение Говард, глядя, как я застыла с чашкой в руке.

В этот момент дверь с грохотом распахивается, и я оборачиваюсь, надеясь и боясь увидеть Стефана, но… но это же не Стефан. Черная одежда может быть совпадением, но черта с два тот оденется так официально. И выражение лица. И этот брошенный на меня острый взгляд.

— Нортон, — рычит Говард. — Ты прекрасно знаешь, как я не люблю, когда в мой кабинет врываются без приглашения.

— Значит, наше недовольство обоюдное. Нехорошо, что мой отец встречается с моей девушкой без меня уже в… который раз?

Что происходит? Это как вообще понимать?