Чужая истина. Книга вторая (СИ)

Осмотревшись, Эйден кивнул сам себе, с неким уважением похлопал рукой по каменной кладке стены, будто здороваясь с сильным местом. Здесь, в руинах старой шестигранной башни, он вчера устроился на ночлег, задолго до наступления темноты. В прошлый и единственный раз он был здесь около трёх лет назад. Пил вино, ел яблоки и мечтал. Стены, обветренные и выкрошившиеся, не изменились совершенно, что было неудивительно. Должно быть, они стояли здесь в том же виде веками. Изящная полуразвалившаяся арка входа смотрела на мелководный залив. Один из псов рыскал там между камнями, с лаем гоняя шустрых крабов. Второй уже торопился к нему, неловко спускаясь по крутому курумнику. Глядя, как собаки скачут по острым глыбам, радуясь охоте и холодным брызгам, Эйден и сам улыбался.

Ещё вчера он корил себя за минуты радости. Совесть или чувство вины мешали нормально есть, вдоволь пить, сладко спать. И хотя он всё равно ел и постоянно пил, от чего и больше нужного спал, удовольствия толком не получал, а нечаянно получив — стыдился, отмахивался и бранил снедь, пиво или ворох соломы. Сегодняшний «тюфяк», то есть кучка сухих листьев и мелкого мусора, нанесённого ветром меж старых стен, был жидковат, смялся и рассыпался в труху, почти не отделяя спящего от холодного каменного пола. И всё же спалось прекрасно. Эйден вспомнил свой последний искупительный порыв, попытку раздать деньги нищим. Тем самым, завершить нелепое начинание не менее нелепым финалом. Помочь хоть кому-то, не важно, сколь значительно, уместно и своевременно, лишь бы самому достаточно пострадать. Он брезгливо плюнул на шлифованную плиту пола.

Постояв, отёр плевок полой плаща. Спустился чуть ниже по холму, к телеге, взять нужные вещи. Потрепал по шее осла, как всегда жующего что-то. Раскидав в одном углу развалин тюки, чтобы было мягче сидеть, прикинул, где будет костёр. Устроил длинную ореховую жердь в щель стены, умело растянул тент, так, что получилась высокая остроконечная крыша. А когда полез в мешок с хлебом, оттуда выскочила мелкая чёрная мышь, проскакала к обвалившейся арке и скрылась меж камней. Эйден хохотнул, ведь и сам дёрнулся, испугавшись, вот только бегал теперь не так быстро. Он размял кусок подсохшего каравая и кинул крошки туда, где скрылся зверёк.

— На, не уходи. Тут всем места хватит.

*******

Девятнадцать лет спустя

Лесные голуби шумно курлыкали, били крыльями, дрались за еду. Они были прикормлены специально. Теперь требовалось выбрать наиболее подходящего. Самого сильного, с белой грудкой и крыльями с чёрной каймой? Или того, постарше, чуть линялого и пыльного, но хитрого, успевающего схватить два зерна, пока другие дрались за одно? Эйден ловко схватил голубку, небольшую и ладную, красивую, выглядящую здоровой и разумной. Для такой простой птицы.

Остальные захлопали крыльями, прыснули в разные стороны, иногда сталкиваясь в полёте. Некоторые голуби не улетали далеко, уселись полукругом в нескольких метрах, на каменном парапете стены. Стена с шестью бойницами, доходящая Эйдену почти до груди, обрамляла верхнюю смотровую площадку, устроенную на крыше башни. На деревянном полу здесь лежало несколько жёстких стёганых подушек, набитых конским волосом. На подушки Эйден и улёгся, придерживая бережно голубку, разговаривая с ней негромко, успокаивая и утешая. Доверчивая, или же околдованная, птица скоро стала принимать зёрнышки прямо из руки, совершенно оставив попытки высвободиться. Полежав так немного, дождавшись, пока солнце поднимется достаточно высоко и тень от парапета перестанет прикрывать глаза, Эйден поднялся, поводя плечами, крутанул железный ворот с рычагом, открывающий люк в полу. Пока люк медленно закрывался за ним, слабо полязгивая хорошо смазанным механизмом, алхимик спустился по кованой винтовой лестнице. Пройдя третий, он вышел сразу на второй этаж, здесь располагалась библиотека. Усадив голубку в просторную клетку у самой бойницы, проверил поилку, досыпал в кормушку ещё семян, прикрыл дверку из перекрученных бронзовых прутков и сам уселся за стол напротив. Птица оглядывала окрестности, шагая из стороны в сторону, ветер задувал сквозь открытую бойницу, разнося по комнате пару щепоток её мелкого пуха, бумаги на столе шевелились и вздрагивали, готовые сорваться в настоящий беспорядок.

Чиня гусиное перо, доводя его до безукоризненной остроты, Эйден ехидно улыбался, в который раз проговаривая внутренний монолог. Переписка походила на идеальный, отложенный во времени спор, где каждый из собеседников мог отточить до тонкого лезвия свои контраргументы, доводы, издёвки и писчее пёрышко… А после от души наляпать коряво-честных «клякс», не желая запирать искреннюю радость общения в тесных формальностях.