Смешливый старик на ослике наконец втиснулся между Желтком и волами карского возчика. Он, вроде как, подтрунивал над занявшими почти всю дорогу, идущими рядом телегами, но и сам был не прочь удобно поболтать, не повышая голос. На нём была особая коричневая накидка и небольшой мешочек с камнями на шее. Как у любого жреца Лема. А также поставленные глиной волосы, в несколько пучков торчащие вверх. Глиной ставили волосы только карские жрецы.
— Маленькая госпожа не желает страдать. — Продолжил старичок, улыбаясь смутившейся девочке. — Понятно и разумно. Взгляните на её руки.
Эйден, как и все, только сейчас обратил внимание на покрасневшие ладошки со следами содранных мозолей.
— Так всегда бывает, добрый саггио, — пожал плечами возница, — чтобы привыкнуть — надо перетерпеть. У всех бывало также, и посмотри — правят прекрасно. — Он кивнул на повозки, идущие следом, ведомые его многочисленными потомками.
— Девчонку по парням мерить — что вола доить. — Подростки сзади громко расхохотались, жрец с улыбкой продолжал. — Да и волов своих, смотрю, ведёшь не так, как господа странники коня. Смирному, деловитому жеребцу и недоуздка может хватить, а твоих упрямцев только за кольцо в носу и вести. И палками вон, и при кнутах. А что будет, если стимулом тяжеловоза кольнёшь?
— Для начала — возмутится хозяин коня. — Отшутился горбоносый, указав бровями на меч Аспена, устроенный на виду, под рукой.
— И то правда, — согласился старик, — очень красивое оружие, господин. И конь. И повозка.
— Благодарю, добрый саггио. — Аспен был несколько суховат, подозревал неясную ему пока насмешку. Саггио, в переводе со старокарского, означало мудрец, и хитрые глаза старикана просто светились глубокой иронией. — Ваш ослик тоже очарователен.
— О, это так. Истинно так. Он, к тому же, ещё и не простой вьючный осёл. Этому длинноухому крепышу выпало несколько лет служить волкодавом, оборонять стадо козочек в предгорьях Местэрадо. Не знаю, сколько на его счету волков, хе-хе-хе, но лично видел, как он чуть не загрыз шакала. А в другой раз — здорово оттаскал за загривок злую деревенскую собаку. — Осёл, вроде бы чувствуя похвалу, довольно замотал головой, застриг действительно заячьими ушами. — Но, возвращаясь снова к людям, — жрец повернулся к возчику, — расскажи мне, в чём цель твоих уроков, преподаваемых девочке?
— В чём цель? Ну как же? Волов вести надо. Груз везти надо. Дело семьи — святое, и учиться ему с молодых ногтей тоже надо. Верно говорю?
— Верно, да слишком быстро. Говоришь. Торопишься, сам себя услышать и не успеваешь. Ты из фаима Нонгаро? — Мужичок кивнул, слушая. — Хорошие семьи, давно возят здесь. — Пояснил старик для нездешних. — Как поживает ваш старший батюшка? Всё также плодовит? Киваешь, хорошо. Всё хорошо. И что ваших много, и что слушать готов. А цель твоя, и уроков твоих, от волов лишь неподалёку. Но вовсе не в них, и не в грузе, и не в том, успеете ли к закату. Извечный Лем завещал нам, своим детям, просто жить. Долго и степенно, если получится, а нет — так хотя бы стоит стараться. Не тратя времени и сил на напрасные поиски, метания, баловство или бегство. Слышишь? Именно этому ты и должен учить уже своих детей. Фаим Нонгаро занимается своим делом сколько? Полвека? Хорошо, нужно продолжать. И своей ясноокой дочурке ты покажешь, насколько хорош ваш путь и положение, ваша доля, ваша судьба. Но в учении не торопись. Будь терпелив и спокоен. Не толкни её, неразумную пока голубку, выпорхнуть из родной голубятни. Не рискни её долгой жизнью, усердствуя без меры, гоня и требуя, как с жилистого мальчугана. Возьми это, — жрец легко оторвал две полосы от коричневой накидки, — и повяжи ладони. Тихо и ласково, будто подвязываешь хрупкий цветок. И повторяй раз за разом. Тогда и распустится цветок в
Все вежливо одобрили мудрость жреца. Эйден передал возчику баночку охлаждающей мази, чтобы нанести на содранные мозоли. Показал, как лучше наложить повязки, чтобы почти не сковывали кисть, но при этом не спадали. Так ехали ещё с полчаса, широким рядом, расслабленно беседую обо всём, изредка уступая дорогу встречным путникам. Старый жрец расспрашивал детей возчика о том, умеют ли они написать свои имена, и громко восхищался ответами, когда путь преградили трое. Юнцы, немногим старше тех, что только что выписывали в воздухе неясные литеры.
— Кто такие? Куда идёте? — Спросил самый высокий из них, со смешным пушком над губой. И с мерзкого вида косой, насаженной на древко торчком. — А ну стой, сказал! Не то нос твоей корове обрублю. А то и не только корове.
Повозки остановились, не ожидавшие подобного спутники переглядывались. Аспен смотрел не прямо на троих, ставших на дороге, а правее, в колючие заросли акации. И зорким глазом различил там не меньше пяти человек.