Чужая колея

Как только вернулась способность трезво рассуждать, Павел со злостью и досадой вспомнил об еще одной проблеме, которую создал вчера его пьяный язык. Вечером в рюмочной, когда Лешка Косой, стремясь произвести впечатление на Ленку, в очередной раз распушил хвост, хвастаясь тем, какой он нежадный и как завсегда готов угостить в кабаке нормальную компанию, Павел, раздраженный Ленкиной недоступностью и пьяным хвастовством Лешки, неожиданно для самого себя выдал вдруг, что он тоже готов проставиться всей тусовке и через пару дней позовет их не в эту блевотную рюмочную, а в нормальное место – в «Садко». Вспомнив о вчерашнем бахвальстве, Павел поморщился, как от резкой зубной боли, машинально поднес банку ко рту и сделал большой лихорадочный глоток. Увлеченный невеселыми раздумьями, он незаметно для себя добрел до неширокой аллеи-сквера с редкими деревьями и установленными вдоль дорожки деревянными лавками. Павел присел на лавку, поставил недопитую банку на землю между ног и достал сигареты. Создавшаяся ситуация требовала обстоятельного размышления, и он пожалел, что в последний момент решил взять только два пива.

Так, сколько вчера было народу? Допустим, Буркова с Михасем можно не звать, обойдутся, но шесть человек получается по-любому. Сколько стоит посидеть в «Садко» вшестером? Да, и ведь не только посидеть. С Ленкой-козой надо что-то решать. Всюду таскается, пьет-жрет на халяву, глазки строит, лыбится всем, типа «ни вашим, ни нашим». Хорош, короче. Надо поставить вопрос ребром, и случай для этого будет просто идеальный – прямо из кабака отвезти ее… Куда?.. Да хоть в общагу технарскую, знакомых полно, комнату пустую найдут. Да, случай, конечно, идеальный, только вот где раздобыть на все это бабки? Сколько, кстати, понадобится? Баксов триста, не меньше. Заднюю включать поздно, облажаться перед Ленкой, да и перед остальными – немыслимо. Сразу представилась картина: Косой, насмешливо глядя на Павла, но явно работая на публику, с деланым сочувствием заявляет: «Вот так обычно и бывает. Назвался груздем, обосрался и стой».

– Здорово, Никитин. Чего такой смурной?

Вздрогнув от неожиданности, Павел поднял глаза. Перед лавкой, скрестив руки на груди и чуть насмешливо глядя с высоты своего двухметрового роста, стоял Вован-Самурай. Весь в джинсе (сразу видно: «фирма», а не турецкое барахло), на ногах – высокие отороченные мехом кроссовки, бритая наголо голова, нарочито небрежно расстегнутый ворот куртки открывал на обозрение толстую золотую цепь.

– Здорово, Вован. Да не смурной я, так, задумался.

– А хер ли думать? – жизнерадостно отозвался Вован. – Под лежачий камень портвейн не течет. Будешь много думать, станешь умным, но бедным. Прикинь, а я сегодня как раз про тебя вспоминал.

– Про меня?

Интересу со стороны Самурая вряд ли стоило радоваться, но кроме легкого беспокойства Павел почувствовал и пробуждающееся любопытство.

– Ну да, чего-то, думаю, Пашку Никитина давно не видать. – Он сел на лавку, без спроса поднял с земли полупустую банку, отхлебнул, задрав голову, поморщился. – Фу, чего говно такое пьешь, на нормальный пивас лавэ не нарубил? У Ромыча когда дембель?

– Зимой ждем, может, к Новому году.

– Нормально. Ну, а сам как? Где кантуешься?

– Да так, в общем-то, нигде.

– Ага, нигде, – казалось, этот ответ Вована удовлетворил. – И че, в этом «нигде» бабла-то много отсыпают?

Не дождавшись ответа, он посмотрел на Павла с доброжелательной улыбкой, обхватил его рукой за плечи и дружески встряхнул.

– Чего-то ты, Паша, закис, в натуре. Поди, ни на телок, ни на бухло лавэ у тебя не водится. Пьешь, вон, всякую херню, куришь самосад какой-то. Сидишь тут на засранной скамейке, похмеляешься. Ну, похмелишься – и дальше чего? Это жизнь разве? Жизнь, она, брат, совсем другая.

Мысль, высказанная в столь грубой манере, по сути почти совпадала с тем, о чем твердили родители; Павлу было неприятно выслушивать очередную порцию поучений теперь еще и от этого самодовольного мелкого бандюка, он убрал со своего плеча руку Вована, пробурчал раздраженно:

– Да нормально у меня все, живу – не жалуюсь.

– А то и видно, как нормально. Короче, Никитин, – Вован вдруг резко сменил тон, заговорил по-деловому сухо. – Я тебя, в натуре, искал. Хочу, короче, к дельцу тебя одному пристроить, человечек нужен, тебя я знаю, ты пацан правильный, а правильных пацанов в округе не дохера.

– Чего еще за дельце?

Какие дела могут быть у Самурая, Павел хорошо понимал и ни в одном из них участвовать не собирался, но где-то в глубине души все же ощутил приятное волнение – вот ведь, доверяют ему, считают нормальным надежным парнем, к тому же это был вообще первый в жизни случай, когда ему делают предложение о работе.