Чужая корона

— Ну, если ты уже все знаешь, тогда и торговаться с тобой нечего. Да и как теперь тебя отсюда выпускать, такого знающего, а? Пойдешь в корчму, напьешься и всем разболтаешь. Так что теперь ты лучше здесь сиди. Мы твоих хлопцев сами соберем. Их мы тоже не обидим. Не бойся. Всем хорошо заплатим.

А я, дурень, опять:

— Это если мы потом будем живы!

А он тоже опять:

— Молчи, сказал! — А потом уже помягче: — Думаю, что не помрете. А если и помрете, то сразу все и мучиться не будете. А князь, он может и помучить. Понял меня?

Я уже молчу, только киваю. Он говорит:

— Вот это хорошо. Теперь давай говори, кого тебе в помощь позвать, где твои хлопцы, а я буду записывать.

И я назвал всех тех своих хлопцев проверенных, а он про них все записал, потом свели меня в какую-то клуню, там постелили, покормили, руки-ноги связали и спать уложили. Там, в той клуне, я еще два дня бока отлеживал. Потом собрались мои хлопцы. Меня из клуни вывели, за мост перевели, там вернули мне лопату, там меня и хлопцы дожидались. Оттуда и повели нас до того самого места, где нужно канаву копать. Должен сказать, что было это не так и далеко от старых вырубок.

Вот привели нас гайдуки, и пан Якуб был с ними. Наши хлопцы сразу стали обживаться — место чистить, костер разводить. А пан Якуб меня в сторону отвел и еще раз повторил, где и куда нам копать, и опять стал говорить, что нужно это делать быстро.

— Что, — говорю, — чтоб князь не успел передумать да талеров своих не пожалел?

— Нет, — отвечает Якуб. — Не князь, а как бы сам знаешь кто чего не передумал бы. И вот еще: помни, Демьян, он, этот «кто», никого не жалеет!

— А Цимох? — говорю. — Разве он Цимоха не жалел?

— Э! — усмехнулся Якуб. — Цмок для того Цимоха не сожрал, чтобы потом было кому о его Цмоковой лютости вам, дурням, рассказывать. Чтобы вы, дурни, его еще больше боялись.

— А ты его разве не боишься?

— Нет, — говорит Якуб. Потом подумал и сказал: — Я его остерегаюсь. И ты, Демьян, зорко смотри. И дело скоро делай. Я скоро проверю.

И уехал Якуб с гайдуками. А мы остались в пуще. Назавтра начали копать. Иные думают, что чего здесь такого мудреного. Бери побольше да бросай подальше. Э, нет! В пуще копать надо с умом — там, где надо. А еще лучше там, где можно. И еще особые слова нужно знать, и говорить их нужно вовремя и кому надо. А не то лопата твоя поломается, или в кореньях запутается, или будешь рыть, рыть, а оно будет заплывать да заплывать. А то и вообще: вдруг кто-то оттуда, снизу, хвать за лопату — да тебя за собой и утащит. И так это быстро случается, что вот только что стоял здесь человек, копал, а вот уже чмяк-хлюп — и никого здесь уже нет. Только внизу, слышно, захрюкали, зачавкали. Ох, слыхал я такое не раз! И как ночью гудючий комар прилетал и у кого хотел, у того душу высасывал, это я тоже слыхал. От того комара не отбиться, он же невидимый, от него только гуд стоит. А пожалеешь спящего да замахнешься на него — он на тебя перелетит. Вот так-то вот! А пиявка подсердечная, слыхали про такую? А гиблый след видали? На него ненароком ступил — и пропал. А то еще бывает, что выходит из пущи Зеленая Баба. Эта обычно на огонь идет, и всегда ровно в полночь. Но Баба — это что! Ей нужно сразу говорить: «Чего уставилась? А детки твои где? А детки кормлены?» И она сразу завернется и уйдет. А кто такие ее детки и есть ли они у нее, я этого не знаю. Но знаю, что если ей про деток не сказать, она тогда всех передушит, в костер покидает, а после сожрет!

И Цмок, он тоже жрет. Только никакими словами, никакими делами его не остановишь. Задумает тебя сожрать — и сожрет. А задумает утопить, значит, утопит. Он может всех нас девятнадцать человек одним разом проглотить или так же одним разом утопить. А что! И правильно сделает! Потому что чего это мы без его спросу копаемся в его пуще? И не просто копаемся, а роем такую канаву, которая его дрыгву осушит, и ему негде будет жить. Разве такое кто-нибудь потерпит, когда на его дом, на его берлогу покушаются? Вот потому скоро нас Цмок сожрет. И все люди после скажут: и правильно, а то гляди, чего удумали, — Цмока извести, нашу землю без защитника оставить, на морское дно опять отправить! Тьфу на тебя, Демьян, и тьфу на твоих хлопцев! Тьфу на твоих пятьдесят чистых талеров! Чтоб ты ими подавился! Чтоб они тебе вот так вот брюхо разорвали! Чтоб ты садился…

Да! Много тогда про меня чего скажут. А пока что все, даже мои хлопцы, молчали. Копали хлопцы справно, быстро. И ни о чем у меня не спрашивали: что это за канава такая, зачем она или кому она. И это правильно. Потому что, по-первое, чего им спрашивать? Князь им каждому посулил по три чистых талера, это же какие для них деньги! Это ж они все вместе больше меня загребут! А по-второе, они, хлопцы, знали: я лишних разговоров не люблю, моя лопата и тяжелая и острая. Так что копайте, хлопцы, копайте!