Чужая корона

Ат, говорю! Так он, ты же сам говорил, и так уже не спит. Он соглашается: этот не спит. А тогда, он говорит, весной, может, и второй Цмок проснется, и третий, я, говорит, не знаю, сколько их там теперь развелось. Вот до чего он, этот Стремка, тогда напугался! Ему тогда везде Цмоки мерещились. Хотя издавна точно известно, что Цмок, он был, есть и будет один. Короче, вижу я тогда, что с этим Стремкой говорить — это только время зря терять. И говорю ему: хорошо, поважаный пан Стремка-судья, благодарю тебя за службу, за донесение. А вот про твой совет я пока промолчу. Ты, говорю, сам понимаешь, что державные дела так быстро не решаются, я сперва должен крепко подумать. Да и тебе с дороги нужно похлебать горячего, потом соснуть часок-другой. Так что иди пока, хлебай да отдыхай, а я пока подумаю, иди.

Он и ушел, а я остался думать. Га, думаю, а что, а этот Стремка прав. Цмока, конечно, забывать нельзя, но и с хлопами тоже ведь надо что-то делать. А то вот соберется Сойм, а это уже совсем скоро будет, и опять они пойдут орать: а хлопы что? а проморгал, ваша великость, хлопов! а ну, Панове, ставим на голосование…

Вот так! Но, с другой стороны, а пошли я в Зыбчицы стрельцов? Тогда они опять: здрада, Панове! да вы только поглядите, куда он наше войско посылает, — аж под самый Харонус! не иначе как войну затеял, а у нас с царем мир!

Вот именно, я тогда думаю, а царь? А от царя тогда будет посол, и этот тоже будет ядовито спрашивать, чего это я, мол, им под самое брюхо сую целый полк. Оттого, что, я ему скажу, там у нас Цмок проснулся? Да кто мне в такое поверит? Никто! А войско — это сразу видно и понятно. И потому царь посла своего выслушает, злобно крякнет да скажет: опять этот Бориска на меня собирается, ну я ему ужо! И начнется…

Но как оно начнется, так и закончится. Это не такая и беда. Я войны с царем ни тогда, когда о ней думал, не боялся, и сейчас не боюсь. А вот что меня и тогда вправду тревожило, да и теперь никак покою не дает, так это то, что почему это Цмок вот уже который год на одном месте сидит. Раньше он то здесь, то там появится. А тут он как будто увяз, никуда от Сымонья далеко не отходит. К чему бы это, а? Не знак ли это на кого? Цмок, он же никогда просто так не появляется. Цмок появился — это всегда знак. Вот даже взять меня. Никогда до той поры в наших местах про Цмока не слышали. А как только отвел я для него в дрыгву каурого конька, так он тут как тут! А уже назавтра был гонец и звал на Сойм, и там меня Великим князем избрали. Вот то был знак! Правда, злые языки тогда болтали, что того конька волки сожрали. Только какие же это такие волки, у которых вот таковские следы?! В локоть длиной и вот такие когти! Цмок это, больше некому! Вот и пан Стремка на старых вырубках точно такие же следы видел. Да, точно, думаю, а Стремка?! А ну позвать его, кричу!

Позвали. Я опять говорю: расскажи. Он опять рассказал. Тогда я говорю: а не видишь ли ты во всем этом какого-нибудь знака, нет ли здесь какой загадки? Он говорит: есть, ваша великость, конечно, дело это весьма запутанное и требует дополнительного и тщательного расследования, но кое-что я уже разгадал. Я, говорит, долго бился, все никак не мог взять в толк, зачем это пан Цмок одним разом так много панства сожрал. А после, он говорит, я понял: это он сделал для того, чтобы ихних хлопов без присмотру оставить, а хлоп без присмотра — это сами знаете кто, это сразу разбойник и вор. И чем их, таких неприсмотренных, больше, тем они скорее в кучу собираются, а чем больше у них будет куча, тем скорее будет страшный бунт и большая резня. Так вот, ваша великость, слушайте: эти хлопы уже собираются, я это сам на свои глаза видел, сам чуть ушел от них и до вас добежал, чтобы сказать: ваша великость, не зевай, веди на них стрельцов, пока не поздно!

Вот он чего мне тогда говорил, вот до чего он был тогда напуган — совсем ум потерял! Вот я ему, как малому, и говорю тогда в ответ: пан судья, да ты хоть представляешь, чего просишь? Да ты знаешь, что такое по нашим по зимним дорогам пройти целому полку стрельцов до самых ваших Зыбчиц? Да я лучше сам один поеду и твоему Цмоку голову откручу, будет он мне тогда знать, как мой тихий народ баламутить! А Стремка мне в ответ: ну, ваша великость, я не знаю, может, вам у него не одну, а три головы придется откручивать. А я: а хоть бы и семь, так и семь откручу! После зажарю и сожру! А он: кишка у вас будет тонка, ваша великость! Никто ему…