Чужая корона

И ладно. Прибыли в Палац. Там уже мы только вдвоем, без эскорта, спустились в его личные великокняжеские казематы. Идем по темной галерее, он мне ничего пока не объясняет. Я смотрю по сторонам, вижу слизняков на сводах, крыс под ногами, караульных стрельцов по углам. Одним словом, вокруг самое настоящее бесчеловечное узилище. Но вот подходим к нужной двери, господарь ее своим ключом открывает, мы туда заходим, закрываемся изнутри, я опять смотрю по сторонам…

И вижу, что здешний узник не такой уже и дурень, каким его пытался выставить мне господарь: помещение, в котором он томится, выглядит поуютнее моей скромной клетушки в книгохранилище. Да и сам узник смотрится куда как браво — ну настоящий валацужный пан, только без шапки и без сабли. Сидит себе и не встает, злобно смотрит на нас и молчит. А господарь это терпит! Из чего я сразу сделал вывод, что этот узник птица большого полета. Что господарь и подтвердил, сказав, обращаясь ко мне:

— Вот, полюбуйся. Это пан Стремка Галигор, зыбчицкий поветовый судья. Говорит, что видел Цмока и даже был у него в норе.

— О! — сказал я.

— А это, — теперь господарь уже обращался к судье, — это доктор Сцяпан, самый ученый человек во всем Крае. У него на все вопросы есть ответы.

Я скромно поджал губы. Пан Стремка недобро глянул на меня и презрительно хмыкнул. Это меня обидело, и я сказал:

— Да, я действительно могу ответить на любой вопрос. Иное дело, удовлетворит ли вас мой ответ или вы посчитаете его неверным. В последнем случае я буду готов отстаивать свое мнение, иными словами, вступить с вами в диспут.

Пан Стремка удивленно поднял брови, но промолчал. Господарь тем временем сел. Я тоже сел и тут же сказал:

— Если я не ошибаюсь, то это именно вы, пан Галигор, четыре с половиной года тому назад раскрыли дело о подложных закладных бумагах на Гулькин маёнток.

Пан Стремка сразу оживился, в глазах у него сверкнула гордость. А я продолжал:

— А процесс о шести Культяпских конокрадах, это тоже ваших рук дело?

— Да! — сказал он.

— Блестящая работа! — сказал я. — Вот только я что-то запамятовал: а как это вы определили, что следы, хоть и коровьи по форме, на самом деле принадлежали угнанным коням?

— Га! — сказал он, подправляя усы. — Так один из них был иноходцем. А наши коровы иноходью разве скачут?

— Да, — согласился я, — действительно. А у Цмока какой шаг?

— Га! — уже куда громче прежнего воскликнул пан Стремка. — На вопросах меня путаешь, да? Думаешь, я сейчас тебе все так и выложу? Нет! Ты мне сперва скажи: Сойм закончился?

— Да.

— Вот, хорошо! — сказал он. — Теперь будем так: теперь пускай сначала он, — при этом Стремка указал на Великого князя, — пускай сначала он, как и обещал, отдаст мне мою саблю, моего коня, и я уеду к себе в Зыбчицы, посмотрю, что там да как, и если там все будет хорошо, я вам тогда письмо пришлю и вы ко мне приедете, я вас встречу, угощу как дорогих гостей. И вот только тогда уже мы с вами и поговорим хоть о Цмоке, хоть о ком другом, о ком пожелаете. А пока что я буду молчать. Тебе теперь все понятно, мудрец?

Ат, еще как, подумал я тогда, теперь мне все понятно! Я посмотрел на Великого князя, он согласно кивнул, я снова повернулся к судье и сказал:

— Ваши слова, пан Галигор, мне понятны, и ваш гнев тоже. Но вы должны понять и нас: у нас нет столько времени, мы очень спешим!

— Га! — гневно закричал пан Стремка. — А я не спешил? Да я коня чуть не загнал, мне чуть голову не оторвали, так я спешил! Я спешил и думал: вот приеду, все как есть расскажу, предупрежу господаря, господарь сразу вскинется. А что вышло на проверку? Кто вскинулся? Никто! А вот меня зато сюда сразу вкинули! И держат, как злодея. А настоящие злодеи все на воле! А мне ты, господарь, что обещал? Но я теперь уже ничего другого от тебя не прошу, гори оно все гаром, ты только отпусти меня отсюда, господарь!

Но господарь молчал, насупившись. Тогда опять заговорил я:

— Ваша правда, пан судья. Вы совершенно справедливо усомнились, когда его великость выставлял меня всезнающим. Потому что я, например, не имел ни малейшего понятия о том, что вы, как я понял, живой свидетель Сымонской трагедии, уже, похоже, целый месяц находитесь здесь.

Пан Стремка гневно, но отчасти и удовлетворенно хмыкнул. Тогда я, обратившись к Великому князю, сказал:

— Ваша великость! Получается, что вы требовали от меня решения довольно-таки сложной задачи, а сами в то же время не посчитали нужным ознакомить меня со всеми ее условиями.

— Ну, — сказал он. — Так тогда было надо! А теперь, после Сойма, стало надо по-другому. Вот я вас теперь двоих и свел.

— Еще бы! — сказал я. — Ведь раньше вас эта задача не очень тревожила, вы даже были заинтересованы в том, чтобы она не была решена. Вы, я так понимаю, считали, что ее будут решать другие — и свернут себе на этом шею. Ну а теперь, когда решать ее должны именно вы, теперь-то вы опомнились и кинулись к нам за советом. Страшно идти на Цмока, да? Так или нет?

Господарь молчал. Зато Стремка спросил:

— А почему это ему нужно идти? Что, больше некому?