Чужая кровь

– В общем, считайте, вам очень повезло, – не поддерживает детектив моей несерьезности. – Вы отделались, можно сказать, испугом. Помните, я предупреждал вас, что преступник может начать охоту за вами? Вот и получилось: то ли напророчил, то ли накаркал. А потом не оказался рядом, чтобы вас защитить. Вы даже не представляете, как я себя за это ругаю. Я чувствую, что скоро разберусь в том, что творится в этом доме. Но мне до сих пор не хватает некоторых фактов. Скажите, – Городецкий склоняется, приближает ко мне лицо и пытливо заглядывает в глаза, – вы готовы быть со мной предельно откровенной?

Я настораживаюсь. О чем это он?

– Разумеется, – отвечаю я, и смысл фразы противоречит неуверенному тону голоса.

– Даже если вопрос будет касаться ваших семейных тайн? – продолжает Антон, не отводя взгляд, от которого мне теперь делается неуютно.

Я нервно смеюсь:

– Да бросьте вы, мы же не старинная королевская династия, чтобы у нас шкафы были забиты скелетами! Спрашивайте, что вас интересует – я всё расскажу.

Сыщик чуть ослабляет напор, подается назад, выпрямляясь, и произносит:

– Скажите, пожалуйста, чем вы шантажировали своего деда?

У меня перехватывает дух, а сердце падает в пятки. Откуда ему это известно?

Я чувствую, что у меня на лице написано: «Виновата», но все-таки делаю попытку вывернуться:

– Кто вам сказал такую ерунду?

Нахмурившись, Городецкий берет меня за плечи и аккуратно встряхивает, похоже, не забывая про мои синяки и разбитую голову.

– Елена Викторовна! – произносит он укоризненно, и я чувствую в его голосе скрытое разочарование. – Я же не спросил вас: «Шантажировали ли вы своего деда?» То, что этот факт имел место, мне и так известно. Я хочу знать, чем вы его шантажировали. Об этом он мне говорить отказывается.

Ах, так это Дед рассказал сыщику о шантаже! Но зачем? Ничего не понимаю!

А детектив ждет от меня ответа:

– Елена Викторовна, вы всего минуту назад пообещали быть со мной предельно откровенной во всем, что касается ваших семейных дел. Вы передумали?

С огромной неохотой я начинаю рассказывать Городецкому о тех давних событиях лета восемьдесят четвертого года, когда так нелепо погибла Ба. Умело заданными вопросами Антон как-то незаметно вытягивает из меня чуть ли не всю историю моего детства.

Потом он несколько мгновений молчит, задумчиво глядя на меня.

У меня в голове проскакивает мысль, исполненная отчаяния: вот теперь, узнав о моем многолетнем шантаже, этот человек больше никогда не посмотрит на меня с симпатией. Я сама не замечаю, как на глазах у меня выступают слезы.

Но сыщик снова удивляет меня. Он осторожно касается моей щеки тыльной стороной ладони, негромко произносит: «Спасибо, что доверились мне», – бережно привлекает меня к себе одной рукой и целует в еще влажную макушку.

Затем он отстраняется и расплывается в обаятельной улыбке:

– Мы с вами, как две мокрых курицы.

– Кстати, я-то всего-навсего приняла душ, а где успели с утра промокнуть вы? Погода сегодня прекрасная, дождя нет.

К Городецкому снова возвращается серьезный вид:

– Пришлось немного понырять при осмотре места преступления.

Я передергиваю плечами:

– Бр-р-р. С утра водичка еще холодная. Ну и как: неужели зря такие жертвы?

– Нет. Не зря. Именно в воде я кое-что обнаружил, – детектив кивает на мокрый сверток, который по-прежнему прижимает к боку локтем. – Здесь очень важные улики. И, кажется, я готов назвать имя преступника, разумеется, если не будет еще каких-нибудь неожиданностей.

Глава 26

Я подаюсь вперед и тянусь к свертку:

– Что там?

Антон мягко отводит мою руку и говорит:

– Во-первых, там пистолет…

– Тот самый? – удивляюсь я.

Сыщик смеется:

– Ну, вряд ли возможно перепутать наградное оружие, украшенное табличкой, на которой выгравировано имя вашего деда, с другим пистолетом. Тем более я прекрасно разглядел этот ствол на памятном ужине, когда генерал размахивал им перед самым моим носом.

– Вы нашли пистолет в реке?

– Да, хотя это было непросто. Мне крупно повезло, что с этой стороны реки пляж, берег пологий, глубина небольшая – иначе такие вещи без водолаза не обнаружить.

– А во-вторых?

– Что?

– Ну, что у вас там, – я снова указываю на сверток, – во-вторых?

Городецкий не успевает ответить, потому что входная дверь резко распахивается, и через мощное плечо Антона я вижу, как в проеме, словно в раме, возникает картина маслом – мой младший брат.

Его смазливая внешность плейбоя после вчерашнего понесла кое-какие потери: лицо небритое, помятое, вокруг глаза красуется огромный фофан, на подбородке ссадина, одежда словно пожеванная, в каких-то подозрительных пятнах. Исходящий от него запах перегара достигает ноздрей и заставляет меня недовольно сморщиться.

Сыщик деликатно отступает в сторону, и я оказываюсь лицом к лицу с Андрюшкой.

Брезгливо окинув братца взглядом, я презрительно произношу всего одно слово:

– Хор-р-рош!

Андрюшка смущенно ерошит пятерней свои спутанные волосы до плеч и виновато оправдывается:

– Ну ты прикинь: Серега Петрунько ни с того ни с сего решил в грозного милиционера поиграться. Взял и запер меня на всю ночь у себя в опорном пункте.

Я прищуриваюсь: