Чужая кровь. Сборник рассказов

Злость в Саньке росла с каждым днем и вот однажды, находясь в загоне, он поднял камень, невесть откуда появившийся здесь, и со всей мочи бросил в голову проходящего мимо немецкого офицера. Тот упал, как подкошенный, кровь алой струйкой полилась из головы прямо на землю. Санька был счастлив: с каждой каплей крови из врага его Родины уходила жизнь. Саньку в туже секунду скрутили злобные фашисты, повалили на землю, пинали ногами, но Санька не чувствовал боли, он знал, что сделал всё, что мог.

Раненого немца унесли на носилках в санитарный блок. Ему срочно потребовалось переливание крови. У Генриха фон Шнитке была очень редкая группа крови, и донора было найти нелегко.

Поверженного Саньку притащили в санитарный блок, привязали к кровати, закатали рукава рубашки. По странной случайности именно Санька должен был стать донором раненого. Санькина кровь должна была оживить фашиста. Впервые за много дней и ночей от бессилия Санька заплакал. Он орал и выл и дергался, что есть моги, но его кровь текла прямо в вену врага. С каждой секундой, с каждой минутой из Саньки уходила жизнь, а к Генриху фон Шнитке возвращалась. Последнее, что слышал Санька, возгласы немецкого врача:

–Гуд, гуд!**

Утро было тихим и безоблачным. Птицы щебетали весело и беззаботно. Это было так похоже на его родину. Первые лучи восходящего солнца скользили по равнинам и холмам, оживляя краски уходящего лета. Фон Шнитке попытался встать с кровати. У него это получилось. Он подошел к окну, которое выходило в сад. Вдохнув побольше воздуха, он замер. Что-то случилось. Что-то произошло вокруг него, внутри него… Он смотрел вокруг и не понимал: что он здесь делает, что вообще происходит.

Генрих Шнитке руководил работой лагеря и занимался отправкой доз крови в Германию. Он был направлен Фюрером на эту важную работу пару месяцев назад, до этого командовал частью танковых войск, проявляя мужество и настоящий воинский талант, сокрушая врагов на своем пути. В боях был тяжело ранен и после госпиталя приехал сюда, добывать чистую кровь для немецких солдат и офицеров.

Прошел день, больной поправлялся не по дням, а по часам. Война ушла куда-то далеко из его сознания. На пятый день ему разрешили выходить во двор из санитарного блока. Он прохаживался по периметру территории и тут увидел маленькую Маруську, играющую с таким же, как она малышом на пожухлой траве. На светлых прядях курчавых волос отражалось солнце. Глаза, голубые как самые яркие васильки, смотрели на мир с надеждой, а маленькие ручки крепко сжимали самое драгоценное сокровище – тряпичную куклу.

К Марусе подошел солдат и потащил её к пункту сдачи крови. Маруся заплакала и слёзы большими жемчужинами покатились по детским щёчкам.

Генрих стоял в шоке. Ему вдруг показалось, что это его маленькая дочка Мадлен, которую он оставил в Германии. Он почувствовал страх и боль этого ребенка. Генрих смотрел вокруг широко открытыми глазами. Как? Как могло случиться так, что Германии нужна кровь этих невинных детей? Разве Победа не может быть одержана другим, более честным путем? В эту минуту он почувствовал на себе взгляд дикого волчонка. Это Санька, обессиленный, озлобленный, но не сломленный, ринулся к своей сестре:

– Возьмите мою кровь! Оставьте Маруську!

Сильный удар огромного фрица заставил Саньку отлететь на много метров назад. Паренек потерял сознание.

Генрих не спал в эту ночь: «Так воевать нельзя. Зачем убивать детей? Зачем оставлять после себя обожённую, испепеленную землю? Что скажут о нас наши дети? Как я смогу целовать свою маленькую Мадлен? Если убиты миллионы детей, которые практически не начинали жить?»

На следующий день, после перевязки Генрих отправился на прогулку в лес. Красоту безоблачного утра нарушили выстрелы. Это расстреливали тех детей, которые больше не могли давать кровь.

Генрих заглянул в ров. Тела. Тела. Тела… Малыши, подростки. Обездоленные, оборванные, осиротевшие, а теперь еще и безжизненные. Руки, ноги, черепа…Чернота спекшейся крови. Боль и ужас вокруг. Генриха вырвало. Он всё это видел раньше, но сейчас… Его организм не мог воспринимать такую действительность. В его жилах теперь текла другая кровь…

План был простым и дерзким. Снять с охрану с периметра и отправить детей к партизанам.

Генрих оставил по периметру всего два сторожевых поста, где было по одному охраннику. Для других сослуживцев он организовал празднество, посвященное его полному выздоровлению. Пенное пиво и крепкое вино лилось рекой, и громкие немецкие песни разносились далеко среди сумеречного леса. Поздно ночью, пользуясь темнотой и доверием немцев, он обезоружил их и связал.