Чужая лебединая песня

– Давай так. Поезжай сейчас в больницу, и я тоже выдвинусь. Там пересечемся и попробуем прорваться. В случае чего сходишь к бабушке сама, а я с Чаком погуляю. Идет?

Женечка промычала что-то нечленораздельное, из чего Федор сделал вывод, что она дала волю слезам.

– Да не реви ты, что-нибудь придумаем!

Тут он понял, что последнюю фразу произнес уж очень громко, и все сотрудники «Кайроса», оторвавшись от дел, обратили к нему свои взоры.

– Я отлучусь ненадолго? – Федор с вопросительным выражением лица посмотрел на Кристину.

– Что стряслось? – спросила она.

– Соседка в больнице, помочь нужно.

– Это все та же? Мы тебя отвезем. – Ася вопросительно посмотрела на Рыбака: – Да, Ваня?

– Ну, разумеется, – проворчал тот.

Пробок на дорогах не было, и до больницы они добрались в рекордно короткие сроки. Женечка еще не приехала, и Ася предложила воспользоваться хорошей погодой и пройтись по больничному парку. Рыбак покидать машину категорически отказался, и, к радости Федора, на прогулку они отправились вдвоем.

Очевидно, руководство больницы придавало большое значение состоянию окружающей территории. Аккуратные клумбы разноцветных дубков наполняли воздух сладким запахом вчерашнего Алисиного лукового пирога.

На одной из чистых, словно пять минут тому назад покрашенных скамеек сидела женщина. Бескровное лицо, черная траурная повязка на седых волосах, черный плащ, руки вцепились в лежащую на коленях черную сумку – она казалась олицетворением горя.

Федор, руководствуясь какими-то внутренними инстинктами, всегда стремился избегать вот таких, погруженных в глубокий траур людей. Казалось бы, ну какой вред может принести человек, который смотрит на мир сквозь призму собственной скорби. Затянуть в нее, засосать, словно черная дыра?

Мысль о черной дыре тут же потянула к себе воспоминания об Алисе, отчего по спине побежали мурашки. Да так споро побежали, что Федор побоялся, как бы Ася не заметила. Но она до такой степени увлеклась созерцанием дубков, называя их почему-то хризантемами, что, казалось, ничего вокруг не видела.

Однако, когда они почти поравнялись с сидящей на скамейке женщиной, пальцы ее разжались, и сумка выскользнула на землю. Ася тут же устремилась на помощь.

Подняв сумку, она протянула ее женщине:

– Возьмите.

Та не пошевелилась.

– Вам плохо? – спросила Ася.

Женщина смотрела сквозь нее невидящим взглядом.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – не сдавалась Ася.

После долгой паузы, растянувшейся, по мнению Федора, на целый час, но на самом деле на пару минут, женщина устало произнесла:

– Чем? У меня мама в реанимации. Сердце. Врачи сказали – ничего не могут сделать. Возраст.

«Сердце… Реанимация… Возраст…» – пулеметной очередью пронеслось в голове у Федора.

Может, это Женечкина мама? Пришла навестить бабушку и теперь вот… Хотя положа руку на сердце женщина абсолютно не походила на стоматолога, имеющего собственную клинику в центре города. Тем не менее в чертах ее было что-то знакомое. Определенно Федор видел ее впервые, но кого-то она ему напоминала.

– Как я вас понимаю, – по-прежнему держа в руках сумку женщины, Ася села рядом с ней, – я тоже через это прошла. Но пока мама жива – она же жива? – нужно надеяться на лучшее. Врачи здесь замечательные.

– Да. – Женщина вдруг закашлялась, словно поперхнулась этим коротким словом.

– Федя, принеси скорее воды, пожалуйста, – взмолилась Ася.

Федор рванул к магазинчику, расположенному на территории больницы.

Когда он вернулся, женщина уже успокоилась. Безучастно сидела и кивала в такт Асиным словам.

– Выпейте, – Ася протянула ей бутылку, – вам станет легче.

– Нет, – отозвалась женщина, но бутылку взяла. Открутила пробку, сделала большой глоток. – Я бы ее в другую больницу отвезла, самую лучшую. Но врачи не разрешают. Говорят, перевозка может ее убить. Вот жду профессора. Не хочу, чтобы мама ушла… Сначала доченька ушла, а теперь и мама уходит.

Так она произнесла это слово «доченька», что даже у Федора сердце заныло. Он представил девочку-школьницу с косичками в голубом платье, какое было у Алисы.

Алиса… Луковый пирог… Взрыв Бетельгейзе… Черная дыра… Я тебя люблю…

Вихрь воспоминаний подхватил Федора и понес по дорожкам парка, над клумбами с дубками.

Но тут Ася сказала:

– Нет, они не уходят, они остаются с нами, поверьте.

Взяла женщину за руку – и как она так может – брать за руку абсолютно чужого человека, а женщина вдруг уткнулась в Асино плечо и разрыдалась в голос.

Ася молча гладила ее по спине, а Федор с нетерпением высматривал Женечку как отличный повод вырваться из этой тягостной атмосферы и увести Асю. Но вместо Женечки на аллее появился мужчина. Невысокий, худощавый, с печатью такого же горя на сером лице, как у сидящей на скамейке женщины, отчего они казались очень близкими родственниками. Матерью и сыном.

– Ольга Петровна, – сказал он, – пойдемте. Профессор приехал.

Женщина поднялась, чуть пошатнулась, но мужчина – даром что не вышел ни ростом, ни статью – поддержал ее, ловко подхватил под локоть.

– Сумку! – закричала Ася. – Сумку возьмите.

Мужчина обернулся, бескровные губы его шевельнулись:

– Благодарю.