Чужая осень (сборник)

Пара тостиков и чашка кофе пришлись как нельзя кстати. Невероятно, но факт, пока я управлялся с пищей, Оля успела не только надеть комбинезон, но и подвести глаза, пройтись помадой по губам. Раньше она тратила на это не менее получаса.

Я смотрел на Олю и почему-то думал о том, что жизнь устроена изначально как-то шиворот-навыворот. Какая-нибудь дура, ни лица ни фигуры, смолоду выскакивает замуж за интересного парня, крутит им всю жизнь, как веником, при этом еще и рога наставляет, если, конечно, желающие найдутся, а они почему-то непременно находятся; а Оля. очень красивая и, что редкость для женщины, по-настоящему умная, никак не может устроить свое нехитрое бабье счастье. Может быть, потому, что броская, дерзкая красота настораживает и отпугивает мужчин с серьезными намерениями?

Молча достаю из кармана серебряный перстенек в виде змеи с изумрудными глазами и замечаю:

— Вот с этим, пожалуй, композиция костюма будет законченной. Но откровенно говоря, без комбинезона ты смотришься…

— Прими душ и на мгновение успокойся.

Молча подчиняюсь, и холодные тугие струи воды обволакивают тело, упруго барабанят по темени, смывают накопившуюся усталость и злость на самого себя — неужели никогда не решусь жить с ней под одной крышей?

Солнечный лучик с трудом пробился сквозь крохотную щель между шторами. Золотистые длинные волосы, раскинувшиеся на подушке, малиновый сосок упругой груди, длинные стройные загорелые ноги, перечеркнувшие белоснежную простыню. И прежде чем прикоснуться губами к впадинке за ее ухом, отчего-то подумал, что она очень похожа на Эльзу Мюллер из кинофильма «Любовные грезы Казановы». Хотя какое там к черту похожа! Это Эльза просто смахивает на мою Олю… Вообще-то дальше принято говорить, что время для нас остановилось. Может быть для нее это было так, но только я никогда не позволял себе подобную роскошь, и дважды успел бросить взгляд на часы в то время как она, задыхаясь и плача, любила и ненавидела меня.

— Когда ты снова появишься?

— Не знаю, не хочется тебя обманывать.

— Знаешь, однажды я могу не открыть тебе…

— Но у меня есть ключ…

— Разве это главное? Ключом можно открыть только дверь…

Я гнал машину сквозь утомившийся город и лучи фар выхватывали из темноты силуэты вечно спешивших куда-то людей. Куда постоянно бегут они? Домой, к семье. А может быть, плюнуть на все, жениться, работать по давно полученной специальности восемь часов в день без нервотрепки и привычных ночных бдений, приходить домой, выслушивать от жены все дворовые новости, плотно ужинать перед экраном телевизионного ящика и заваливаться на боковую, чтобы завтра вся эта неторопливая круговерть повторилась снова: работа, нудящиеся перед сном дети, постоянное дыхание за спиной женщины, которая надоест рано или поздно, бодрый голос телевизионного диктора, сон в одно и то же время… Я отогнал от себя эти рассуждения мгновенно. По одной простой причине: в двадцати метрах от капота выделялся темным контуром шедевр современной архитектуры — пивбар «Лотос».

Виктор нашелся сравнительно быстро. Обремененный большой хозяйственной сумкой, он вышел на относительно свежий воздух и очень удивился, увидев меня в своих владениях.

— Говорят, у тебя есть очень интересный портрет? — без предисловия пошел я в атаку. — Хотелось бы познакомиться с ним.

— Иди ты, — деланно-безразлично развел свободной рукой Мужик Дерьмо от своего уха до моего плеча, — он уже уплыл.

— Жаль, так нужен хороший мужской портрет.

— Какой это мужик? На картинке была баба…

— А может, это был мужик в парике?

— Какой парик? — удивился Виктор. — Она же была по пояс голая.

Виктора можно исключать хотя бы по той причине, что он так прекрасно разбирается в искусстве, что в состоянии отличить мужчину от женщины, даже если они написаны в обнаженном виде.

10

Вечер плотно окутал город и в темном, затянувшемся небе холодным пронзительным блеском отсвечивали крохотные звезды, против окна сквозь густую зелень пробивалось неровное изображение серповидного полумесяца. Кресло легко приняло тело, словно это были не спрессованные древесные опилки, обтянутые поролоном, а живая тугая волна моря, возле которого в этом году так и не удалось побывать. Щелкнув дистанционным управлением, отдаю безмолвную команду чуду двадцатого века, и мужественный Клинт Иствуд оживает на экране телевизора, чтобы настичь и обезвредить маньяка, истязающего детей.

И пока продолжалась эта мастерски отснятая Доном Сигелом киносказка о мужественном полицейском и мягких законах, мешающих ему бороться с преступностью, почему-то вдруг подумалось, что безбытность Мендельштама нам уже не грозит. Вал вещей захлестывает с каждым годом все больше и больше, и остановить процесс их приобретения практически невозможно. Уж на что я давал клятвы самому себе видеомагнитофон не приобретать, как внезапно выплывший «Панасоник» тут же разбил вдребезги эти благие намерения. И приходится мне теперь смотреть его одному, потому что даже Богу известно, к каким последствиям может привести это недешевое приобретение.