Чужая осень (сборник)

Почерпнув ряд ценнейших и главное правдивых сведений об интересной работе, старшеклассниках, женихе-полярнике и теннисе, я предлагаю отметить радостное для нас обоих событие в ресторанчике «Скала» на берегу моря. Так как, судя по всему, у Крыски есть запас свободного времени, она, не колеблясь, соглашается. Объявив официанту, что скорость обслуживания вознаграждается, я окончательно понравился моей прелестной спутнице…

На площади Грибоедова мы нежно прощаемся, договариваемся снова увидеться в пятницу. Конечно, при большом желании можно было лечь с ней в постель уже сегодня, но у меня такого желания явно нет, хотя в пятницу волей-неволей я буду вынужден это делать, чтобы наконец-то узнать дальнейшую судьбу уникального произведения отечественного искусства. Завтра утром я должен быть у Константина Николаевича, и, как мне не хотелось поехать к Оле, я укрощаю требовательное желание раздразненного присутствием Крыски тела, и еду проветрить свои изрядно засорившиеся за последние дни мозги партией в преферанс на дачу к доценту Тарнавскому. Друзья детства, словно сговорившись, постоянно собираются у него.

Когда-то место, где находится эта дача, называлось Английским бульваром. И хотя сегодня бульвар именуется Пролетарским, это не означает, что социальный состав владельцев дач коренным образом изменился. Правда, в настоящее время творческую интеллигенцию здесь немного потеснили люди рабочих профессий, вроде моей, которые не без основания называют себя хозяевами жизни. И хотя Тарнавский имеет ученую степень, это не мешает ему общаться с теми, кого принято называть простыми людьми. По крайней мере, за карточным столом. Не мне кажется, что простых людей вообще не бывает.

— А мы уже начали, — приветствует меня хозяин дома, — однако ты вполне успеешь сесть на прикуп.

Настоящий старинный ломберный столик, мелки, несколько нераспечатанных колод, постоянные партнеры — что еще нужно Тарнавскому для того, чтобы считать этот вечер прожитым не зря. Быстрыми движениями разбрасываю карты и осведомляюсь: почем нынче вист?

— Десять копеек, — важно отвечает Сережа, плеснув коньяк в мою рюмку.

— Знаешь, Серый, недавно был в одной компании, так там инженеры по копейке играют.

— Так то же инженеры, — ответил за Сережу Вовчик, — они прослойка, а мы — рабочий класс.

— Впервые слышу, чтобы рабочий класс ремонтировал зажигалки.

— А кто же он? — кивнул на Вовчика Серега.

— Он из разряда обслуживающего персонала.

— Может, и я?

— И ты тоже. Ты ведь не производишь материальных благ, рихтуешь давно выпущенные машины.

— Зато от меня пользы людям больше, чем от твоих инженеров.

— Инженеры двигают прогресс.

— А я двигаю инженеров. На свое место.

— Каким образом? — принял участие в разговоре Тарнавский.

— А вот каким, — обернулся к нему Серега, — это когда-то ты, Саня Тарнавский, доцент, мог бы снизойти до меня с таким разговором. Дескать, милый, что-то в моей карете с задним колесом творится. И бросился бы я тут же с криком «сделаем, барин» доводить твою технику до ума, а потом бы кепку снял и благодарил за гривенничек «на чай». А теперь — дудки, за мной профессора бегают, уговаривают, Сереженька, нельзя ли поскорее, Сереженька, сделайте получше, и не беру я у них чаевых, а сам называю свою цену, и не я им — спасибо, а они мне, когда платят. А инженеры эти, по копейке, да какие они инженеры, если сами машину починить не могут? Им тогда не по копейке, а на щелчки играть нужно.

— Что же ты сына в английскую школу определил? — полюбопытствовал я.

— А ему работать где угодно и со знанием языков можно. А захочет парень учиться — я и тут помогу. Пусть катается по заграницам, как дети других родителей. Не захочет — в настоящую профессию определю, чтоб человеком себя чувствовал.

— Что же, по-твоему, означает это чувство? — с любопытством спросил доцент.

— Иметь все, что хочешь. Чтобы не сидел, считая копейки, от зарплаты до зарплаты, чтобы вещи ему служили, а не наоборот. Чтобы не ставил главной целью всей жизни купить дачу и машину, потому что закончит школу — и это все у него уже будет. Пусть в свое удовольствие живет, не то, что я.

— Ты, выходит, никакого удовольствия от жизни не получаешь?

— Получаю, но нельзя даже сравнить мои требования и его. У детей все по-другому.

— Дети есть дети.

— Не скажи, Саня. У меня в детстве была одна игрушка — маялка. Ты спроси сегодня пацанов, что это такое, — они не ответят. А тогда маялка была и самокат из досок на подшипниках, самоструганный. Я недавно своего малого игрушки выбрасывал — на два детских сада с головой бы хватило.

— А мой уже третий магнитофон требует, — пожаловался Вовчик, — маленький, с наушниками, чтобы по улице идти и музыку слушать. Я ему говорю, подожди немного, сейчас трудности на работе, так он и отвечает: трудности нужно преодолевать, на то они и существуют.

— Они действительно у тебя существуют? — удивленно спросил Тарнавский.

— Говорят, что будет сокращение штатов.

— А что говорят Штаты по этому поводу? — намекнул я на место пребывания брата Вовчика. — Тебе ведь вызов сделать — раз плюнуть.