Чужая осень (сборник)

Вот что значит фамильярничать с подчиненными. Сейчас эта парочка разойдется, потому что Рябов остался без свежей бабы, а Марина уже перестала надеяться, что он ее когда-нибудь трахнет.

— Марина, такие мужики называются рябомазохисты. Так что ты немного ошиблась. Вот Костя, твой любовничек, как раз из этой породы. Сколько его мы ни колошматили, а он упорно стоит на своем. Может, оттого он и тебя до сих пор не это самое. Съела?

Конечно, Марина бы предпочла самостоятельно лежать в гробу, чем в постели с Костей, до того она его любит, но зачем так показывать свое возмущение? Она всплеснула руками и по небольшой комнате поплыл звон. Марина не успела открыть рот, как я ткнул пальцем на открывающуюся за ее спиной дверь и спросил:

— Это что, намек? Константин, ты легок на помине.

Рябов посмотрел на него и недовольно пробурчал:

— Какой намек, мы из него еще не всю дурь выбили.

— Заходи, Костя, — ласковым голосом чуть ли не пропел я, и начальник отдела снабжения ринулся вперед.

— Стой, придурок, — заорал Рябов, — куда ты в обуви лезешь?

Константин посмотрел на меня, я согласно кивнул головой, так что пришлось ему расстаться со своими высокими ковбойскими сапожками. Константин подошел поближе и вместо того, чтобы высказаться по поводу своего появления, стал что-то невнятно мямлить, уставившись своими голубыми глазами на лиловые сосочки Марины, рвущиеся к свободе сквозь многочисленные украшения. Константин в своем амплуа, видно проголодался после тех легендарных консервов, а что касается меня, то порой самому хочется снять с Марины трусики. Но только для того, чтобы увидеть, чего она навешивает под ними. И тут произошло неожиданное — мечта моя сбылась. Марина, перехватив пламенный взор начальника отдела снабжения, повернулась к нему спиной, спустила плавки, под которыми к моему великому разочарованию не оказалось ни единой побрякушки и заявила:

— Посмотри еще сюда…

Рябов довольно расхохотался, а Костя, сглотнув слюну, скользнул жадным взглядом по ее бедрам и тут же заявил:

— Почему-то все старые бабы ко мне пристают. Я из-за этого пришел, извиняюсь, конечно, но дело срочное.

Константин сделал вид, будто в комнате, кроме меня, никого нет и высыпал из замшевого мешочка на стол целую горсть старинного металла.

Зная методы работы начальника отдела снабжения, я понял, что какая-то из многочисленных его бабанек решила расстаться со своим антиквариатом, чтобы регулярнее покупать хлеб и помочь студенту Косте, наконец-то, догрызть гранит науки. Или приперлась какая-то пенсионерка в музей, в салоны и комки они почему-то не ходят, боятся, что частники надурят, а с музеями у Константина связи куда крепче интимных. Да и нет у музейщиков денег для приобретения стоящих экспонатов. Вот и приходится Константину помогать за наличный расчет поддерживать жизненный уровень бабанек, что лично я всецело одобряю.

В медальерном искусстве я съел собаку не меньших размеров, чем Студент. Это мой конек, горжусь — самое полное собрание памятных медалей страны находится в основных фондах нашего семейного синдиката. Так что Костя меня не сильно удивил, но все равно приятно. Вот памятная медаль в честь создания университета в Москве работы Дасье. Да, тогда к иностранцам относились не так, как сейчас. Любого, как любит выражаться наш генеральный менеджер, шмаровозника встречают с распростертыми объятиями. Правда, мастеров медальерного искусства Россия искала по всему миру, но спрашивала с них строго.

Вот именно эту медаль должен был создавать Дюбю. Его рекомендовал российский императорский посланник в Дрездене Грос, В середине восемнадцатого века медальер Дюбю был принят на службу с месячным испытательным сроком на один год, но темпы его труда не устраивали двор. Дюбю уволили, а на его место срочно выписали из Англии медальера Дасье, сына знаменитого резчика Дасье из Женевы. Вот он-то и создал эту самую медаль с латинской надписью. И хотя в те годы Ломоносов с пеной на губах доказывал, что надписи на памятных медалях должны быть исключительно на русском языке, его никто не слушал. И на медали работы того же Дасье, посвященной графу Шувалову, равно как и других, лежащих передо мной, буквы исключительно латинские — Россия всегда болезненно относилась к мнению Европы, хотя в те годы даже не задумывались об экспортном исполнении своих товаров.

Дасье создал еще несколько произведений искусства, но климат Петербурга сыграл с его слабыми легкими роковую шутку.