Когда через несколько секунд дверь чуть ли не соскочила с петель, пропуская троих к лестнице, резерв не подвел. Антикварный автомат выдал очень длинную очередь, пули опрокинули спешащих покинуть банкетный зал и оставили следы моей неважной огневой подготовки на лестнице и в потолке. А со стены отскочил такой кусок штукатурки, что здесь, по дырам видно, будет проводиться хотя бы косметический ремонт.
После резкого звона в ушах тишина кажется оглушающей, но идиллия покоя в мгновение уходит. Пистолетные выстрелы, замолчавший «Калашников», так что я спешу прикрыть Астронома, вытаскивая на ходу из кобуры «Хеклер-Кох». И вовремя. Два плотно сбитых парня перекатились набок, развернувшись в мою сторону, но в такой ситуации секунда форы дает очень многое. Я просто шел на них, а передо мной была стена огня, рвущегося на свободу из ствола автомата, здесь особой меткости не нужно. Пули изрешетили этих последних защитников баррикады, сымпровизированной из стола, прикрывавших отход троицы, которая дальше лестницы не добежала. Несмотря на пулю, разорвавшую лицо одного из парней, узнаю посетителя моего магазина.
Потом я увидел Астронома. Он сидел на корточках у стены, вытянув вперед руки в коротких кожаных перчатках, оставляющих свободными пальцы, а перед ним лежал «Калашников» с выдернутыми, прикрученными друг к другу изолентой магазинами. Подсумок был расстегнут, но сменить обойму Астроном не успел. Две пули все-таки нашли его грудь, изорвали в клочья защитную куртку, но ведь это не смертельно. Когда пули застревают в бронежилете, человек может лишиться сознания, не больше. Я услышал сзади какой-то приглушенный стон и встретился со взглядом человека, выползающего из лужи крови. Из его рта текла черная, жильная кровь, но этот уже точно покойник полз вперед, к допотопному нагану, валяющемуся в нескольких метрах от меня. Он упорно преодолевал сантиметр за сантиметром, оставляя за собой липкую черную полосу. А Астроном не шевелился, и только теперь я заметил небольшое отверстие, вокруг которого выступило несколько капелек крови, чуть выше левого виска. Рикошет или слепой выстрел, подумал я, обернулся и выпустил короткую очередь в ползущего противника.
Я стоял среди вздыбившегося от взрывов паркета, ушедшей на тот свет команды «Ромашки», застывшей в нелепых позах среди разбросанных фруктов; вытекшее из разбитых бутылок вино перемешивалось с кровью, запах ее, свежий и резкий, подкатывал комок к горлу. Взвалив на плечо Астронома, отбрасываю ногой уже не нужный ему «Калашников» и спешу вниз, прихватив по дороге свободной рукой итальянский автомат.
Площадка перед кабаком была слабо освещена, но если кто из этой компании уцелел, мишень из меня — лучше не придумать. На бронежилет надежда слабая, они же стреляли в Астронома уже после того, как дурацкая пуля поставила точку в финале его жизни. Меня охватило какое-то непонятное оцепенение, когда по аллее стремительно, с дальним светом фар, летел к «Баркасу» автомобиль, из окна которого наполовину высунулся человек с автоматом. Почему-то показалось, что это подмога вездесущего Рябова, и быть может потому я не отпустил тела Астронома, но внезапно раздался грохот, и машина разлетелась на куски в желто-ярком сполохе, больно ударившем по зрачкам.
Горящие куски металла и плоти еще медленно планировали над елочками и дорогой, когда Саша подогнал машину.
— Давай! — впервые в жизни скомандовал мне он и внезапно охватившая слабость ушла в давно прожитое. Тело Астронома никак не лезло на заднее сидение, торчащий арбалет цеплялся за крышу автомобиля. Я перерезал ножом кожаный ремень, втиснул Астронома в узкое пространство «жигулей», вскочил на переднее сидение, отодвинув автомат с опустевшим подствольным гранатометом.
Саша, как всегда, молчал. Он гнал машину по ночному шоссе, вдоль побережья, а я думал о том, что будет дальше. Нет, не рыдал я о судьбе Астронома, все под Богом ходим, и меня когда-нибудь может найти пуля, пока, правда, везет, а свою судьбу человек выбирает сам. Астроном погиб на родине, но если бы это случилось там, на войне? Тогда прилетел бы за ним «черный тюльпан» и кто-то сказал бы над его наглухо заколоченным гробом, чтоб, не дай Бог, родственники не вскрыли, дежурно-казенные красивые слова: погиб, мол, смертью героя в борьбе за правое дело и свободу братского народа, рвущегося из оков мирового империализма. Это сказали бы даже в том случае, если б Астроном нашел свой конец от дизентерии или снайперской пули во время обеда. Он ведь рассказывал мне, как там гибли ребята, взвод Астронома почти полностью выбили.