Лешка своим бегством свалил на меня всю ответственность. Я позвонила матери Саши, которая не подозревая о трагедии собирала вещи дома. Естественно, она примчалась в больницу и только ухудшила и без того невыносимое положение. Причитала, кричала и требовала объяснений. Я рассказала все, как было. Что мы поругались, что Саша сел за руль и уехал, это привело к трагедии. Свекровь надавала мне пощечин и в разгар криков — «чтобы ноги твоей поганой в моем доме не было!», у нее случился обширный инфаркт. Не откачали.
Зато мне вкололи что-то, поскольку фактическую смерть сразу двоих человек, мой разум выдержать не смог. И той ночью я осталась в больнице… Как и многие последующие ночи…
Мое существование поддерживала лишь призрачная надежда, что все происходящее лишь страшный сон. Сон, который очень скоро закончиться и я окажусь в своей комнате, где не будет палаты с забинтованным всюду мужем, надгробной плиты свекрови и молчаливого пьянства пасынка. Я очень надеялась, что так все и будет…
Глава 11
Я никогда не падал с таких высот…
Крылья не несут вперед…
Тогда, скажи, какой нам с тобой резон
Обжигаться снова и снова?..
— Леха, соболезную…
— Да, Алекс прими и мое соболезнования…
Вот в таком формате прошли похороны бабки и известия о отце. Друзья сорвались из своих городов и из Москвы, в основном, все пытались меня поддержать. Но эта поддержка… Кому она нужна?! Никакой существенной помощи я не чувствовал. Заказал два памятника… Да, два. Один для бабки, а второй для Эльки. Той самой девчонке, которой я опрометчиво пообещал сводить на концерт каких-то гастролеров.
Элька спешила к месту нашей встречи и в тот раз она смотрела на светофор. Но, это ее не спасло. Не я убил ее, так мой отец. Она жила с полоумной теткой, которая не то что за Элькой, за собой смотреть была не в состоянии. Отца у девушки не было, а мать умерла от цирроза. Поэтому хоронить, кроме меня, Эльку было некому. Ровно, как и на похороны никто не пришел. Пса — Ричарда, я забрал к себе домой, после того, как понял, что его ждет питомник. Да и вдвоем, всяко веселей.
Ева в квартире почти не появлялась. Она, как сумасшедшая, но верная жена «прописалась» в больнице. И, буквально, жила в палате отца. Который, две недели спустя случившейся аварии, вышел из коматозного состояния. Хотя, изменилось лишь то, что он часами мог, безучастно распахнув глаза, смотреть в потолок. С того момента, как я впервые увидел пустые глаза отца, я не смог пересилить себя и прийти снова его навестить.
Дело, по факту аварии приостановили, поскольку главного виновника происшествия обвинять в чем-либо сейчас казалось смехотворным. Но, я все же выплатил положенные суммы за ущерб. А что касается бизнеса отца, временно передал все полномочия совету директоров, как и Ева подписав бумаги.
Срыв случился в августе. Когда я усилием воли заставил себя прийти в больницу, чтобы сообщить Еве, что уезжаю назад в Москву. Медсестра подсказала мне, что Ева в палате с главврачом. Как в дешевом кино, дверь палаты была приоткрыта. Скорее всего не для посторонних ушей, а потому, что август выдался жарким и люди старались везде создавать сквозняк.
— Скажите, его по-прежнему нельзя перевозить? Я понимаю, у вас хорошая клиника, но, возможно, в Москве существуют какие-то методике — а я-то думал, что Ева не додумалась показать отца другим врачам, но оказывается его нельзя перевозить.
— Ева Сергеевна, поймите, будь у Вашего мужа другой диагноз, или оставайся крохотная надежда на улучшение, я бы первый рискнул и отправил его не то, что в Москву, а в Европу. Увы, но усугублять не стоит…
— Какое «усугублять»? Лев Николаевич, Вы же сами только что сказали, что улучшений нет! Тогда о каком «усугублении» может быть речь?! — Ева сорвалась на крик и я увидел ее профиль, по лицу мачехи текли слезы, а губы искривились в гримасе отчаяния.
— Евочка, простите меня, но я вынужден это сказать, Ваш муж может не выдержать перевозки и умереть, вот о таком ухудшении я говорю. Его сейчас поддерживает только относительно крепкое здоровье. И я просто не могу подвергнуть его такому риску, когда точно знаю, что ни один врач не в силах помочь Александру Владимировичу. Медицина бессильна, все на что остается надеяться — это на чудо. Простите меня…
Врач похлопывал рыдающую Ева по плечу. А я стоял у двери и понимал, что мир окончательно рухнул. И это я его разрушил. Что мне стоило выслушать отца тогда? Почему я нагрубил ему, почему поругался и выставил вон? Да, даже если он и ударил мачеху, что с того? Кто она такая, чтобы я пекся о ней? Мой отец — вот единственный человек, о котором я должен был заботиться, а вместо это я убил его? Ведь то тело, что сейчас лежит в палате запеленованное в бинты и опутанное проводами — это не мой отец, а просто тело. Мой отец умер в день той жуткой аварии, как и Элька. И виной всему именно я…