Чужая семья. Мачеха (СИ)

Осмотрелась в поисках местечка и заметила рядом с одной могильной оградой лавочку. Присела и стала ждать, когда толпа рассосется. Время шло, но расходиться никто не спешил. Опустила голову и прижала замерзшие ладони к пылающему лицу. Мне не плохо, мне просто пусто. Кто я ему? Жена на пару — тройку месяцев? Сиделка на год? Любовница на несколько часов в день? Кто? И что я здесь делаю? Все эти люди знали его гораздо лучше меня. Все они, если не любили, то уважали его. А я? Я его боялась и терпела, не пытаясь особо этого скрыть. Зачем я разыгрываю эту комедию? Зачем пришла сюда?

От мыслей оторвала пощечина, что обожгла щеку. Сфокусировала взгляд. Бывшая жена. Ее удерживает пасынок. Она что-то кричит. Обвиняет меня в чем-то. Чего-то хочет добиться. Смешная. И я смеюсь над ней, запрокинув голову, смеюсь, а по лицу стекают дорожки слез. Истерика. Докатилась.

— Тварь! Если бы не ты, мой Сашенька еще жил и жил! — надрывается женщина.

— Он давно уже не «твой» Сашенька. Хотя бы потому, что за этот год ты ни разу не появилась у него в больнице. И все, кто пришел сюда, вы! Вы! И вы! — вскочив, я начала тыкать пальцем в толпу — почему никто из вас, таких близких и важных для него людей, не пришли к нему?! Почему вы все ждали его похорон, чтобы попрощаться?! Чертовы лицемеры!

Тишина в которой я это кричу и вижу, как ко мне поддается пасынок и темноволосая любовница мужа. Они хватают меня под руки и тащат с кладбища. Ну и славно. Хорошо, что я не увижу Сашу в гробу, не хочу запоминать его мертвым.

— Леш, ты иди к матери, еще же и поминки будут. Я сама с ней справлюсь.

— Вера, ты уверена? — с сомнением в голосе спрашивает парень.

— Да. Все нормально. Не переживай.

И Алексей уходит, а меня будто отпускает. Я расслабляюсь и буквально падаю на женщину. Она удерживает меня и сажает в какую-то машину. Спрашивает адрес, я что-то говорю и мы уезжаем из места последнего упокоения Александра.

Туман в голове рассеивается ближе к ночи. Первое, что я чувствую — это женскую грудь, к которой прижимаюсь. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с зелеными глазами некогда ненавидящей меня женщины.

— Проснулась? — спрашивает она и столько доброты в этом голосе, столько участия, что я невольно съеживаюсь, но не отодвигаюсь от нее.

— Да, проснулась — хрипло отвечаю.

— Хорошо. Я уже испугалась, что придется врача вызывать. Странно, я почему-то представляла тебя другой. Даже смешно, что злилась на тебя. На таких, как ты не зляться.

— А что тогда? — просто, чтобы не молчать интересуюсь.

— Жалеют таких — вздыхает она — эх, Сашка, Сашка… Не хило он тебе жизнь испортил.

— Не правда.

— Правда — правда — усмехается Вера — смотреть на тебя без слез нельзя, а Наташка бить тебя полезла. Дура! Я ее всегда недалекой считала, но чтобы недобитого щенка пинать… Она превзошла саму себя.

— Щенка? Я думала ты меня сукой считаешь — понимая, что Вера просто отвлекает меня от болезненных мыслей, я все равно втянулась в этот разговор.

— Какая из тебя сука? Прости, конечно, но не зубов, не когтей у тебя нет. Ты — щенок. А вот я, да, я — сука. Наташка так, бешеная собака. Цепная. Такую пощечину тебе влепила, вон вся щека опухла. В матери тебе годиться, а мозгов — кот наплакал — мягко отстранив меня от себя, Верка поднялась с постели — ты, иди пока, умойся. Потом на кухню приходи, ужинать будем. Не сомневаюсь, что ты сегодня даже не завтракала.

— Вера, почему ты на кладбище мне помогла и сейчас так себя ведешь? Ты не пойми меня неправильно, я очень тебе благодарна, но не понимаю…

— Деточка, это раньше мы с тобой мужика делили, а сейчас, кроме общего горя, нам с тобой делить нечего. Почему бы мне тебе не помочь? — пожимает она плечами, странная, но искренняя женщина. Видимо, у нее сработал материнский инстинкт. Но, я рада, что она здесь. Со мной.

Остаток вечера и ночь я провела относительно спокойно и спасибо за это стоит сказать Вере. Она очень умело уводила меня от тем о Саше, заставляла грустно улыбаться и в какой-то момент я поняла, что не только она спасает меня, но и сама спасается за мой счет. Мы обе оказались не у дел сегодня. Любовница и кратковременная жена. Мы были не нужны той чужой семье, в которой случилось горе. И пережить это было не так тяжело, когда нас двое, а не каждая по одиночке в своем пустом мирке.

Жаль, что на утро у Веры самолет. Она улетает и вряд ли когда мы еще встретимся, а если и встретимся, то пройдем мимо. Потому, что она права — нам нечего делить и не зачем больше видеться. Мы тоже чужие друг другу люди, которые только на один день объединись в общем горе. Горе, что пройдет.

Глава 5