Чужая шкура

Я оканчиваю письмо, извиняясь за краткость. Слова не даются мне, Карин, не желают покидать страницы романа, над которым я сейчас работаю. Эта ложь сводит судорогой мои пальцы. В ближайшие недели я вряд ли смогу много писать Вам, но пусть это Вас не останавливает, пишите, если будет такое желание. Не знаю, как лучше объяснить. Я тоже одинок и не собираюсь ничего менять, а почерк незнакомки будет мне лучшей поддержкой. Я постоянно думаю о моей новой книге, которая, быть может, однажды попадет к вам в руки, если я только допишу ее до конца. Вы даже на расстоянии угадали, какой она будет, и описали в постскриптуме. Я бы так хотел, чтоб она вам понравилась. Ведь вы станете ее единственной читательницей.

Я заклеиваю конверт, расплачиваюсь за чинзано и бочком семеню к двери, потупив глаза. На прощальные слова хозяин отвечает настороженным кивком. Письмо я опустил в ящик на углу улицы Оршан, а сам вернулся на авеню Жюно на ватных ногах, с ощущением пустоты в сердце и грузом на совести. Но как только вошел в квартиру, где все было неизменно, царила тишина и ласково мерцали непогашенные светальники, я стал угрызаться уже под другому поводу Кот даже не соизволил подняться мне навстречу Пустая клетка на окне кухни тут же напомнила о единственном серьезном событии, произошедшем в жизни Фредерика Ланберга по возвращении из Танжера. Только что я дрожал от возбуждения, опуская в почтовый ящик письмо Ришара Глена, а теперь равнодушно гляжу на мигающий автоответчик, переполненный сообщениями. Симптомы налицо, Доминик. Моя жизнь должна была бы закончиться с твоим уходом. Но, как видишь, этого не произошло. Ты сама так хотела.

Я обхожу квартиру, ищу твою тень в кресле, твои руки на окружающих предметах, на струнах виолончели. Я чувствую, как меня наполняет нежность, грустная и мучительная. Как тогда, в прошлом году, помнишь? В какой-то момент то ли слабости, то ли безразличия, жалости, а может, из желания уколоть ты вдруг пустила меня в свою постель. Пока я тебя любил, ты внимательно смотрела на меня, снисходительно улыбаясь. А потом, когда я рухнул на тебя, ты погладила меня по щеке и произнесла тоном учителя, который хвалит нерадивого ученика, вдруг взявшегося за ум:

— Ну вот, видишь?..

— Вижу — что?

— Что это не так уж трудно. Ты был с другой. Молодец.

Сдавленным голосом я спросил тебя, как ты об этом узнала. То была минутная слабость, на книжной ярмарке в Брив-ла-Гайярд; эта пресс-атташе всюду таскала за собой одного автора и очень хотела мне доказать, что он гений. Пока гений наливался арманьяком в гостиничном баре, я проводил ее до номера. Без своего профессионального, столь чарующего задора она оказалась весьма сухой рыжей дамой. Она занималась любовью с поспешностью хозяйки, которая слишком быстро меняет блюда, стараясь поскорей закончить ужин и запустить посудомоечную машину. На выходные она взяла с собой ограниченное количество сигарет — столько она положила себе выкурить — и три презерватива во внутреннем кармашке косметички. Я впервые трахнул незнакомку, с тех пор как резинки стали обязательным пунктом программы. Я ненавидел этот аксессуар, но еще больше ненавидел мысль о том, что быть верным Доминик, ко всему прочему, удобно — не надо предохраняться с другими.

— Я ничего не знаю, Фред. Я просто чувствую.

— Каким образом? Разве я… изменился?

— Нет. Я по глазам вижу, что ты сравниваешь. И уже готовишься меня потерять.

Я не сумел ей ответить. Аргументов у меня не было, защищаться не имело смысла. Она сжала в ладонях мое лицо, улыбнулась его стыдливому выражению и сказала, как бы закрепляя за мной право на выбор:

— Только будь осторожен.

Больше мы ни разу не занимались любовью. По крайней мере, я. А про нее я уже никогда ничего не узнаю.

Половина восьмого. Я сижу за секретером и смотрю в окно квартирки напротив. Набираю номер, написанный на объявлении. Время позднее, агентство наверняка закрыто, и уж если ответят, это точно будет мне знак.

— «Монмартр-Недвижимость», добрый вечер.

Сглотнув слюну, чтобы оставить себе время на раздумья, я выясняю всякие подробности, которые меня абсолютно не интересуют: срок аренды, общая площадь, состояние квартиры, оплата коммунальных услуг… Агент предупреждает, что у них есть еще один претендент. Мы назначаем встречу.

Вешая трубку, я замечаю, что улыбаюсь. Кот трется о мою ногу. Я собираюсь встать и покормить его, но он ложится на спину, поджимает лапки и, повернув голову, смотрит на меня. Сколько же лет он не подставлял мне свое брюшко! Я встаю на колени, глажу его по животу. Он мурлычет. Та же самая сила, что держит меня здесь, зовет и в тот дом, на другой стороне. Неужели такое раздвоение — в конечном счете единственный способ обрести себя?

* * *