Но бравые викинги подхватили ее и в мгновение ока доставили наверх, где бережно поставили на ноги в туфельках и даже поправили роскошный платок, которым Вилка накрывала малость оголенные плечи (платье не было открытым, но, являясь любительницей футболок и блуз с рукавами, Вилка считала себя почти голой и накидывала на плечи шаль или платок). Женщина, покраснев от смущения, оправляла платье и что-то бормотала парням. Откуда-то сбоку вынырнула Света.
— Тебе уже лучше? Знакомься, это Олаф и Рагнар, они друзья Ника.
— Спасибо. Я б еще где-то там черепашила… Но они могли бы быть более галантными…
Света засмеялась. Парни уставились на нее, она что-то быстро им сказала, и те улыбнулись. Вилка, дергая от смущения шаль, тоже тянула губы в улыбке.
Вечеринка покатилась по сценарию. Было шумно, весело. Говорили тосты, ели, пили. Звучала живая музыка. Спустя какое-то время Олаф попросил у музыкантов разрешения сыграть на гитаре, те, с радостью согласились. Высокий, сухой, как жердь, рядом с могучим Рагнаром он смотрелся доходягой. Рагнар к великому удивлению всех достал флейту пана[1], братья переглянулись и заиграли. Никогда до этого никто из подруг не слышал вживую исполнение композиции «Одинокий пастух на природе[2]». По коже рассыпались мурашки, затылок временами холодел, а в зале стояла абсолютная тишина. А уж от «Hotel California» на глаза наворачивались слезы.
Братьям долго аплодировали, и они сжалились над интернациональной публикой, которая узнавала полузабытые мотивы и готова была подпевать. Зазвучало что-то веселое, интересное, кто-то пустился в пляс. А потом какая-то девушка подбежала к братьям, шепнула что-то на ухо. Рагнар засмеялся и кивнул. Он что-то крикнул по-норвежски в зал, все завопили, быстро встали в круг, хватая своих несообразительных соседей, туда же утащили и ничего не понимающих Леру с Аней. Звук гитары рассыпа́лся колокольчиком, флейта то заливалась трелью, то дрожала одной нотой. Мужчины в круге топали, хлопали, потом хватали девушек, кружились, передавали их с рук в руки по кругу, и все это с каким-то гиканьем, с невообразимым лихачеством. После третьего партнера стали понятны движения, подруги поймали ритм и закружились быстрее, ярче, веселее. Партнеры менялись: бородатые и безбородые, синеокие и темноглазые, высоченные, которые отрывали от пола легко и непринужденно, и невысокие, чьи улыбки находили отклик в сердце, и хотелось улыбаться, смеяться, радоваться. И Лера хохотала от души, и когда ее подхватил и закружил Николай, он был просто одним из этих прекрасных людей, что окружали ее в эту волшебную новогоднюю ночь. Ах, что за удивительная ночь!
А потом, вернувшись к столу и взяв телефон в руки, женщина обнаружила новое сообщение в ВК. Сердце прыгнуло и замерло. Палец скользнул по дисплею, экран мигнул, и в ту же секунду, как Лера узнала аватарку, вспыхнули щеки — Павел. Павел не забыл ее. Он поздравлял ее с Новым годом. Он не отступил.
Лера бросилась к Вилке, сунула ей телефон и стала позировать у гигантской ели в кадушке. Вилка словно поняла, словно почувствовала ответственность за каждый кадр, даже присела, чтоб фото получились, чтоб они задели струнки в мужском сердце, а она-то уж знала, что мужскому любящему сердцу немного надо для того, чтоб в нем вспыхнул пожар.
У Леры дрожали пальцы, когда она к сообщению крепила фотографии. И Павел ответил тут же. Он так обрадовался, что даже прислал наговорку, которую Лера пыталась услышать в таком шуме и гаме. Она услышала. Услышала главное: Павел предлагал встретиться. Он вновь просил о встрече. Лера сама может выбрать и место, и время. На миг перед глазами встал образ мамы, которая считала такие знакомства авантюрой и дурным тоном, но молодая женщина прогнала этот образ. Она отсчитала на пальцах оставшиеся дни, потому что не могла вспомнить дату вылета, указанную в билете.
— Еще долго, — пробормотала она.
Мужчина ответил тут же. Ему все подходит. Его совершенно все устраивало!
И Лера улыбнулась, сама не зная чему. За окном вновь падал снег, и он тоже был сказочным и новогодним. На душе было легко и радостно.
Праздник удался на славу. Лера, переступив через свою неуверенность, затеяла игру «Крокодил», идею поддержали. Все были радостны и веселы, словно в каждом присутствующем был заложен позитив. Будто они хлебнули его вместо шампанского. И вся это разноязычная масса хохотала до слез над недогадливым соседом или явным кривлянием партнера. И все были братьями и сестрами. И Лере хотелось схватить этот заряд позитива и законсервировать его, а потом увезти в хмурый Питер и доставать его, когда будет невмоготу. Когда все (не только небо) будет казаться серым, унылым, никчемным и пустым.