Полночи я не могла уснуть, переполненная эмоциями. Суетилась, собирала вещи, а Эбби наблюдала за мной, поедая пирожные, и вновь читая мне лекцию о вреде привязанности к дорингу. Честно говоря, я ее не слушала. К счастью, мне удалось отвоевать у подруги парочку сакторианских сладостей.
И вот вновь я покидаю столицу в уютном экипаже в компании доринга. Снова повсюду книги, но на этот раз Данте ничего не читает, так как из заявки не ясно, чем же болеет ребенок. Бессонная ночь брала свое, и я чувствовала, что вот-вот усну.
— Амари, я тут нашел кое-что про тот артефакт… драконью чешуйку, — осторожно начал Данте. — Оказывается, эти артефакты древние и очень сильные, но считаются давно утраченными.
Я напряглась, слушая его, отвернулась к окну.
— Это очень интересно и необычно, — продолжил он, следя за моей реакцией.
Видимо, помнил, как я взорвалась в прошлый раз, но хотел поговорить об этом. Оно и понятно, ведь маг должен интересоваться артефактами, к тому же, такими странными… Но я не могла рассказать ему всю правду, да и не хотела признаваться, что по собственной глупости разрушила собственную жизнь. К тому же, неизвестно, как отреагируют на это Стражи. Я вроде бы смирилась с их существованием, да и не видела их давно, но новой встречи старалась избежать любыми путями.
— Я же сказала, что ничего не знаю, — сказала я, даже не пытаясь скрыть раздражение. — Эта вещь просто всегда была со мной, вот и все. И я… не хочу говорить об этом.
Данте вдруг притянул меня к себе, и я с готовностью опустила голову ему на плечо. Очень хотелось спать, а рядом с ним было так тепло и удобно…
— Я все понимаю, Амари, прости, что вмешиваюсь в твою жизнь. Просто ты появилась так неожиданно, такая загадочная, необычная…
Его голос обволакивал, погружал в сладостный сон, где я видела уже совсем другие картины, где Данте обнимал меня вовсе не по-дружески…
Так и проспала всю дорогу, которая оказалась намного короче прошлого путешествия. Санкторин хоть и уступал в размерах столице, но архитектура здесь была такая же богатая и современная. А воздух тут был необычайно… вкусным. Да, по-другому и не скажешь. В городе витал аромат свежей выпечки и еще чего-то столь же приятного.
Жилище заказчиков располагалось на окраине города — роскошный особняк из белого камня, окруженный высоченной посеребренной оградой. Нас вышел встречать сам хозяин всего здешнего сладкого производства — господин Бернард Купер. Он тепло поздоровался с нами, пригласил в дом, где нас встретила его жена — Рэйчел. Женщина выглядела уставшей, заплаканной, с синяками под глазами, будто мало спит.
— Меня зовут Данте Мэйверс, а это моя помощница Амари. Обещаю, мы сделаем все возможное и окажем посильную помощь.
— Я так рада, что ковен откликнулся на нашу просьбу, — проговорила Рэйчел, утирая слезинку платком. — Вы наша единственная надежда.
Хозяева предложили расположиться в уютной просторной гостиной, полной дорогущей антикварной мебели. Я заметила, что в камине горел огонь, несмотря на то, что на улице стоял жаркий летний день. Теперь понятно, почему в доме было так душно. А в сочетании с плотно задернутыми шторами и тусклыми магическими светильниками все это производило угнетающее впечатление. Бернард заметил, как я изумленно осматриваюсь и обмахиваюсь веером, который так предусмотрительно взяла с собой, ожидая жаркую погоду, и поспешил объяснить:
— Мишель… наша дочка… после произошедшего очень мерзнет и плохо переносит дневной свет.
Данте нахмурился, и мне показалось, что он не вполне понимает, симптомы какой болезни описывает мужчина.
— Это случилось две недели назад, — начала рассказ Рэйчел. — Мишель часто гуляет с друзьями тут недалеко, у пруда. Он давно обмелел и зарос, там и воды-то почти нет… Дочка не вернулась к ужину. Я пошла искать ее, спрашивала у ребят, но они в один голос говорили, что весь день играли в другом месте и Мишель даже не видели. Я побежала к пруду и нашла в траве ее туфельку. Мы осмотрели там все вдоль и поперек, но дочь исчезла. Там нельзя утонуть, понимаете? Даже для ребенка слишком мелко… Так продолжалось два дня, и я думала, что с ума сойду. Весь город искал ее, констебли, простые жители… А потом она вернулась, просто постучала в дверь… Я открыла, а на крыльце она — вся грязная, мокрая, в тине какой-то.
Рэйчел отвернулась, закрыв лицо руками. Ее плечи мелко вздрагивали от рыданий.
— Мишель так и не сказала, что с ней случилось, — продолжил Бернард. Она только недавно начала говорить немного, но… она стала очень странной. Мы ее не узнаем…
— Как это, странной? — спросил Данте.
— Она не ходит на улицу, не играет, как другие день, а от яркого света впадает в истерику. Даже не плачет… рычит… Не могу объяснить всего… Целый день сидит в своей комнате, есть перестала. А на днях жена увидела, что она ночью уходит из дома к тому пруду. Мы ее догнали тогда, еле увели обратно домой, пришлось даже успокоительное зелье давать. Признаться, мы все чаще так делаем, чтобы Мишель спала, иначе…
— Я боюсь ее, — прошептал Рэйчел. — Боюсь собственную дочь…