Возникшая загадка будоражила, требовала немедленного ответа, но она же и подсказывала: решение где-то рядом. Что-то я упускаю.
Я рванул вдоль следов до того места, где мужик повернул ко мне. Вот он шёл по распадку с запада на восток. Вот круто повернул, и следы повели к вырубке. Но ведь точно такие же идут дальше по распадку. Как будто мужик этот и не сворачивал никуда, а так прямо и шёл. Хотя именно в этом месте ровная цепочка следов сбита. Он здесь потоптался. Ну это понятно — раздумывал, поворачивать ко мне или нет. А вот почему и каким образом вывалились из цепочки влево два следа да так и остались — ни к селу ни к городу? Непонятно. Чувствую, что разгадка где-то рядом… В который раз вглядываюсь в уходящий по распадку след и вдруг замечаю то, что раньше не замечал. То, что ускользало от моего внимания. Поперёк распадка лежала лесина, покрытая толстой снежной периной.
В том месте, где мужик переходил валежину, он смахнул с неё снег. Ничего в этом особенного нет, всё как обычно. Необычно то, как он его смахнул. Было ощущение, что, перебираясь через лесину, мужик присел и смёл снег задом. В голове промелькнула догадка: «Так это же…» И как-то всё стало складываться — да так всё к месту, так логично: одно к одному! Конечно, надо ещё проверить. Но всё равно «жить стало лучше, жизнь стала веселее»!
— Валера, иди сюда! — на радостях закричал я. Видимо, он в моём голосе, в интонации услышал то, что его моментально принесло ко мне.
— Ну что, Ефимыч, рассказывай, чего нашёл. Понял, куда мужик девался? Не на вертолёте улетел? Ну не томи, я же вижу, что-то уже придумал, — наседает он на меня.
Но я не могу сразу так взять и сказать! Это было бы слишком просто…
— Значит, так. Мне тут пришла мыслишка, но надо её проверить. Я попрошу тебя сделать одну штуку.
— Да ладно тебе, говори, что надо… Чего воду в ступе толочь? Сделаю, — я видел, брату не терпится узнать, до чего там я докопался.
— Валера, вот следы, — я показываю на цепочку следов в распадке. — Можешь пройти по ним так, чтобы твоя нога абсолютно точно попадала в след мужика? Ты понял меня?
— Да понял, что тут не понять, но ты же сам орал, чтобы я следы не топтал. Чего-то я не врубаюсь. Шутишь, что ли? — Валера стоит в нерешительности. Я вижу, что просьба моя ему непонятна.
— Валер, я не шучу. Сделай, я потом объясню. Давай-давай, не сомневайся. Я думаю, тебе и объяснять не придётся, сам всё поймёшь.
Валера наконец решается, идёт по следу, пытается, как я и просил, ноги ставить точно в следы. И вдруг начинает вопить!
— Да как он ходит! Что за придурок этот мужик? Косолапый какой-то. Ефимыч, ты понимаешь, просто невозможно идти
Я слушал причитания брата… И от его возмущения, его ругани, от проклятий в адрес придурка-мужика всё во мне ликовало! Догадка моя подтвердилась! Всё просто как дважды два.
— Валер, так что ты там говорил? Косолапый, говоришь, мужик? Да ещё и в валенках, — кричу я ему вдогонку.
Валера останавливается, поворачивается ко мне. Я не могу сдержаться и начинаю хохотать. Он сообразил: дальше идти не надо. Он уже пришёл.
— Ну, теперь ты понял, что за мужик тут шастал, придурок ко-со-ла-пый? — последнее слово я произношу практически по слогам. Валера застыл, будто его шарахнули по голове. Ему надо переварить услышанное. Осознать. Наконец его проняло.
— Медведь! Это же медведь ходил! Твою мать! А я иду, и нога никак не попадает. Ну неудобно же идти, ноги можно переломать!
Валера завёлся и всё рассказывает, как он шёл по следу, как ноги выворачивал. Мы оба взбудоражены. Бурно обсуждаем происшествие.
— Так ты понял, брат, для кого сегодня я на пеньке исполнял «Сибирскую рапсодию»?
— Да, Ефимыч, можешь гордиться! Такое счастье привалило. Самому Потапычу концерт показывал!
— Правда, ушёл с концерта, подлец, самым позорным образом. По-английски. Ни тебе «спасибо», ни тебе «до свидания». Ни цветов, ни оваций. Невежа, — жалуюсь я брательнику.
— Да-а-а, именно что невежа! — подхватывает он, — и слинял он, скажу я тебе, как-то не по-людски-и-и!
— Именно не по-людски! Это ты, брат, правильно подметил, в точку попал! — подхватываю я замечание брательника.
— Да я тебе больше скажу, — гордый от похвалы, продолжает Валера, — ведь он не просто ушёл, э- э-э, нет! Он втихую слинял, как последний фраер! Да как ушло всё провернул! Что мы с тобой, два толковых мужика, потом концов найти не могли! На голубом вертолёте он, понимаешь, улетел!
И оттого, что бродяга Михайло Потапович нас одурачил, и оттого, что мы его обман раскрыли, и оттого, что всё прояснилось и никаких вопросов не осталось, — от всего этого нам почему-то стало очень весело!
Мы валяли дурака, шутили и громко гоготали от своих же шуток. Даже Азунька разыгралась. Она носилась как сумасшедшая то туда, то сюда, то прыгала козочкой, то налетала на нас и игриво цапала за ноги — в общем, наша толковая рабочая собака вела себя как последняя дворняга! Это было здорово!
И уже поздним вечером, после ужина, когда мы завалились на нары и в дрёме сами собой всплывали события дня, Валера вдруг спросил: