Чужая свадьба

Я же в это время собрался в тайгу, и он попросился со мной. Так мой брательник стал моим напарником.

— Ты пойдёшь с Азуней вот так, прямо на восток, — я показываю брату направление. — Справа у тебя будет распадок, слева — старая лесная дорога, по которой вздымщики вывозили живицу.

Я двумя пальцами набрасываю на снегу план местности.

— Вот тебе два ориентира, всё время имей их в виду. Аза будет носиться, где ей вздумается, а тебе придётся подходить к ней на лай. Так что будешь выходить и за дорогу, и за распадок. Но обязательно возвращайся к ориентирам по своим следам. Азуню пока возьми на поводок, чтобы не увязалась за мной.

Я вытащил из кармашка рюкзака поводок с ошейником, отдал Валере.

— Ясен пень. Дорогу я, конечно, знаю, ходил по ней. Распадок, мне кажется, тоже знаю.

Брат некоторое время рассматривает мою топографию и уверенно изрекает:

— Разберусь. А сам ты куда думаешь?

— А я ломанусь вправо, за хребет, там есть два распадка, где постоянно держится сохатый. Пойду поищу. Снежок-то свеженький — вон как навалило, и след будет свеженький, если найду.

— Ефимыч, слушай, а может, лучше с собакой? — Валера подозвал Азуню, стал надевать на неё ошейник.

— Помощница, работница, — ласково приговаривает он и всё поглядывает на меня, будто чего-то ждёт. Я вижу — ему хочется со мной на зверя.

Я его понимаю, хотя сам идти искать сохатого особого желания не испытываю. Но вроде бы необходимость такая возникла. Я заметил, что продукты просто тают на глазах. Было понятно — на сезон не хватит. Отправляясь в тайгу, я не учёл отменного аппетита брата, притом что был он худой и костлявый. Здесь, уже в тайге, я вспомнил постоянные шуточки на эту тему его жены Веры. Но было поздно. В тайге гастрономов нет. Конечно, брату я ничего не говорил, но понимал: надо этот вопрос решать.

— Да понимаешь, Валер, в этот раз наша помощница нам совсем не помощница. Сохатого она держит плохо, а если по правде, то совсем не держит. Гонит. Молодая ещё, глупая. Да и тявкает по-дурацки: как-то нервно, визгливо. Лось этого не любит. Уходит.

Валера молчит. Возникает пауза.

— Да она нам его так угонит, что потом и с собаками не найдём, — я шуткой пытаюсь разрядить ситуацию.

— Ладно, пошли, подружка, — Валера треплет сухой мозолистой ладонью пышную лаячью холку, поднимается, поправляет лямки рюкзака. — Не берёт нас начальник, а мы что… Мы народ подневольный.

Валера шутит. Это хорошо.

— Теперь вот ещё что: дойдёте до вырубки — тормознитесь. Я тоже туда подойду часа через три. Если, конечно, ничего такого не задержит. Думаю, ничего не задержит, буду вовремя. Ну, а если помощь понадобится, сам приду за вами. Не сомневайся. Ты это, не забудь снять ошейник, как будешь отпускать с поводка, — уже уходя, напоминаю я брату.

Я отправляюсь по своему маршруту, Валера с Азуней — по своему.

Несколько часов я добросовестно месил снег по косогорам да распадкам. Ни зверя, ни следов его не нашёл. Да этого и следовало ожидать — этой ночью был первый настоящий снегопад. За ночь в природе произошли большие перемены: всё вокруг занесло снегом, резко побелело. Тайга притихла, затаилась. Новизна пугает зверя. Тем не менее я подстрелил двух рябчиков и теперь возвращался обратно. Вернее, направлялся туда, где я предполагал встретить брата.

Наконец громыхнул долгожданный выстрел. Собака замолчала. Всё в порядке. Валера и Азунька вместе — работают. Через полчаса я уже был на вырубке, куда должен подойти и Валера. Судя по лаю и выстрелу, двигаются они в правильном направлении. Придётся подождать. Решил пройтись по вырубке, посмотреть, может, чего и надыбаю. Захаживают на лесосеку и лоси, и изюбры, и козы. Зайцы, те вообще здесь прописались, о чём свидетельствуют повсеместно обглоданные добела осиновые ветки — и те, которые торчат из собранных лесорубами куч, и те, которые просто валяются на земле. Не забывает вырубку и лиса, и соболь наведывается. Эти за мышами, которые плодятся на лесосеках ударными темпами. У каждого здесь свой интерес. Но, сколько я ни бродил, сколько ни присматривался, никаких следов не заметил. Везде ровная, никем не тронутая, никем не порушенная белоснежная целина. В конце концов я выхожу на середину деляны, нахожу подходящий пень. Пора отдохнуть. Снимаю рюкзак и не спеша принимаюсь устраивать себе сиденье. Смахиваю снежную шапку с приглянувшегося пня и накрываю его клапаном рюкзака. Затем снимаю с шеи тёплый мохеровый шарф и аккуратно выкладываю его сверху. Теперь можно садиться и ждать. Что я и делаю.